Обнаженная натура

В процессе произошла любопытная трансформация: дядя Слава стал именоваться просто «он» или «славный малый», к тому же мое сознание перестало воспринимать его как реального человека, он перешел из категории реальных живых мерзавцев в категорию почти вымышленных злодеев.

Утратив трехмерность, «славный малый» стал картонным страшилищем, фанерным Бармалеем, балаганной мишенью, в которую, смеясь, можно швырять камни, стрелять из лука или метать ножи и томагавки.

– Слушай! – Глаза Ларисы таинственно засветились. – Ведь твой папаша мотается по заграницам?

– Ну он типа в этом, как его… – прикидываясь придурком, ответил я. – Во Внешторге работает.

Она не обратила внимания.

– У вас есть карты? Городские карты? Ну типа Лондон там, Париж, Нью-Йорк?

Я кивнул, не понимая, к чему она клонит.

Из нижнего ящика стола вытащил стопку разного бумажного барахла, привезенного отцом из командировок. Вывалил на ковер. Пестрые брошюры отелей, какие-то рекламные листовки, журналы с яркими обложками на глянцевой бумаге и, конечно, карты. Парижа и Лондона не оказалось, зато были Стамбул, Улан-Батор и Хельсинки.

– Очень хорошо! – Она раскрыла карту Стамбула, разложив по полу бумажную гармошку с путаницей незнакомых улиц и переулков. – Кажется, у нас есть план.

33

План был великолепен. Он был прост и логичен, а главное, безупречен. Лаконичен, как изречение гения. Зависть кольнула меня под лопатку, мне слегка, совсем чуть-чуть, стало обидно, что столь изящная конструкция родилась не в моей голове.

Лариса с победным видом посмотрела на меня сверху вниз, я, сорвав с головы невидимую шляпу, в почтительном реверансе отступил назад.

– Да, миледи! – Я шаркнул по полу воображаемым плюмажем из страусиных перьев. – Восхитительно!

В отличие от хода моей мысли, по-мужски рациональной и тяготеющей к использованию всевозможных механических приспособлений, ее идея была чисто женской, целиком построенной на изощренном коварстве. Точнее, на психологии.

– Похотливый мужик тупей барана, – заявила она. – И не надо делать такое лицо. Это правда, и это очень хорошо. Похотливый баран сам пойдет, куда его поманят. И будь ты хоть Эйнштейн, хоть Ньютон, хоть Пифагор – если у тебя встал, то в этот момент твой интеллект не выше интеллекта птеродактиля…

– При чем тут…

– Пардон, питекантропа. Но это не важно.

В ее плане отсутствовала ванна с серной кислотой, не было хитроумного перстня с отравленным шипом, равно как и отравленного зонтика, не планировалась ловушка с опускающимся потолком или бомба под капотом, для осуществления не требовался даже кинжал, топор или револьвер. Повторяю, план был поразительно прост.

– Прежде всего мы должны перестать встречаться. – Она выставила ладонь, сдерживая мой протест. – На время! На время. Тут такая слежка, просто Алмазный фонд! Участковые, консьержки… Не хватало, чтоб еще твои перенты нагрянули.

– Я что-нибудь придумаю…

– Не надо ничего придумывать. Надо просто затаиться. И все.

Я покорно кивнул.

– Тем более тебе будет чем заняться. Сколько соток у тебя на даче?

– Гектар, – пожал я плечами. – А при чем тут…

– На этом гектаре тебе нужно найти место, где никто и никогда не будет копать. И там вырыть яму.

– Ты сошла с ума? Ты хочешь тащить… его… в ковре, что ли? Как в кино, да? Или распилить и рассовать по чемоданам? Я не собираюсь пилить…

– Угомонись! Никто не собирается никого пилить. Он сам приедет на дачу. Тебе нужно будет лишь его закопать. После… Потом.

Я потянулся за сигаретами.

– Дай и мне, – кивнула она на пачку.

– Ты ж не куришь, – сказал я, чиркая зажигалкой.

– Потом брошу. – Она глубоко затянулась, неумело придерживая сигарету тремя пальцами – большим, указательным и безымянным. – Он сам приедет. Я ему скажу, что мне подруга оставила ключи…

– А если он не согласится?

– Голубок, милый мой. – Она ласково тронула мою щеку. – Он не просто согласится, он туда помчится быстрее лани, полетит скорее ясного сокола. Пусть этот вопрос тебя не тревожит.

От этой ее самоуверенности мне стало неловко и неприятно, точно она и меня каким-то образом обидела своим пренебрежительным высокомерием. Я пожал плечами, выпустил аккуратное кольцо в ее сторону.

– Ой! – Она восхищенно выставила ладонь. – Какой отпад! Научи меня тоже, а?

– Потом. Дальше что?

– Дальше: мы приезжаем, пьем шампанское, я чистое, он с таблеткой. Потом я говорю, что мне холодно, мы зажигаем печку, он вырубается, ты закрываешь эту, как ее…

– Вьюшку. – Я задумался. – А как с машиной быть? Вы ведь на его «шестерке» приедете. Что, ее тоже закопать?

– Можно, конечно, и закопать, – усмехнулась она. – Но лучше, я думаю, на ней доехать до Болшева или Подлипок. И там оставить, с ключами в замке зажигания. Как ты думаешь, сколько она там простоит, прежде чем ее угонят?

Она была права: «шаху», да еще экспортную модель, да к тому же в Подмосковье, умыкнут в два счета. Угонят, перебьют номера, перекрасят и продадут. Была машина – нет машины. Просто и гениально.

– А Стамбул при чем тут? – Я кивнул на раскрытую карту. – Мы из Болшева прямиком в Турцию рванем?

Она коварно улыбнулась:

– Не мы. Он в Турцию рванет.

– Не понял…