Читаем Обнаженная полностью

А на слѣдующій день онъ валялся въ постели опять до двѣнадцати часовъ; наступало время завтрака, а Реновалесъ все не брался за кисти. Онъ читалъ иностранныя газеты и художественные журналы, интересуясь съ чисто профессіональнымъ любопытствомъ работою знаменитыхъ европейскихъ художниковъ и выставками картинъ. Его навѣщали иногда скромные товарищи по профессіи, и онъ жаловался, въ ихъ присутствіи, на дерзкіе порывы молодежи, на ихъ непочтительныя нововведенія въ искусствѣ. Въ сухомъ тонѣ его чувствовалось раздраженіе знаменитаго художника, который началъ стариться и воображаетъ, что истинное искусство умираетъ вмѣстѣ съ нимъ, и никто не пойдетъ по его стопамъ. Затѣмъ Реновалесъ сталъ обращать большое вниманіе на пищевареніе, совсѣмъ какъ Котонеръ, и наслаждаться послѣ ѣды пріятнымъ бездѣльемъ. Состоянія его съ избыткомъ хватало на спокойную, удобную жизнь. Дочь, составлявшая теперь всю его семью, должна была получить, по смерти отца, даже больше, чѣмъ ожидала. Довольно онъ поработалъ на своемъ вѣку. Живопись, подобно всѣмъ остальнымъ видамъ искусства, была лишь пріятнымъ обманомъ, изъ-за котораго люди волновались, какъ сумасшедшіе, доходя въ своемъ безуміи до смертельной ненависти. Какой идіотизмъ! Гораздо пріятнѣе пребывать въ тихомъ покоѣ, наслаждаясь радостями жизни, упиваясь простыми животными наслажденіями, чувствуя, что живешь. Что могли прибавить нѣсколько его работъ въ этихъ огромныхъ музеяхъ съ картинами, которыя преображались съ теченіемъ вѣковъ и не сохраняли можетъ-быть ни одного мазка отъ своего первоначальнаго вида? Какое дѣло человѣчеству, которое перемѣщается въ мірѣ каждые двѣнадцать вѣковъ и видѣло, какъ рушатся великія произведенія искусства изъ мрамора и гранита до того, что какой-то Реновалесъ создалъ изъ полотна и красокъ нѣсколько красивыхъ игрушекъ, которыя могутъ быть испорчены окуркомъ сигары, или порывомъ вѣтра, или каплею воды, просочившеюся черезъ стѣну?

Но этотъ пессимизмъ разсѣивался, когда кто-нибудь называлъ его «знаменитымъ маэстро», или когда имя его появлялось въ газетѣ, или какой-нибудь ученикъ или почитатель выказывали интересъ къ его работѣ.

Теперь онъ отдыхалъ, не успѣвъ еще оправиться отъ тяжелой утраты. Бѣдная Хосефина!.. Но онъ собирался много работать и чувствовалъ въ себѣ наплывъ силъ для созданія великихъ произведеній. И имъ овладѣвала безумная жажда работы; онъ перечислялъ задуманныя картины, считая ихъ крайне оригинальными. Ему приходили въ голову дерзкія сочетанія красокъ, и новые техническіе пріемы. Но эти намѣренія не шли дальше словъ и никогда не попадали на полотно. Пружины его воли, прежде такія упругія и крѣпкія, были теперь сломаны или разслаблены Реновалесъ не страдалъ и не стремился ни къ чему. Покойная жена унесла съ собою лихорадочную жажду работы и художественный подъемъ, оставивъ его въ блаженной атмосферѣ комфорта и покоя.

По вечерамъ, когда маэстро удавалось стряхнуть съ себя пріятную лѣнь и вялость, державшую его въ неподвижности, онъ шелъ къ дочери, если та находилась въ Мадридѣ, что бывало не всегда, такъ какъ Милита часто сопровождала мужа въ автомобильныхъ экскурсіяхъ. Затѣмъ онъ отправлялся къ графинѣ де-Альберка и просиживалъ у нея часто до полуночи.

Реновалесъ обѣдалъ тамъ ежедневно. Прислуга относилась къ нему съ уваженіемъ, догадываясь о его роли при графинѣ. Графъ привыкъ къ обществу художника и жаждалъ видѣть его не менѣе супруги. Онъ съ восторгомъ говорилъ о портретѣ, который Реновалесъ долженъ былъ написать съ него въ pendant къ портрету Кончи. Графъ ждалъ только полученія нѣкоторыхъ иностранныхъ орденовъ, которыхъ не доставало еще въ его славной коллекціи. Художника мучила немного совѣсть, когда онъ выслушивалъ простодушную болтовню добраго старика въ то время, какъ супруга его ласкала мээстро дерзкимъ взоромъ любви, наклонялась къ нему, словно желая упасть въ его объятія, и искала его ноги подъ столомъ.

И какъ только мужъ уходилъ изъ комнаты, она бросалась къ Маріано съ распростертыми объятіями, изголодавшись по немъ, не обращая вниманія на любопытство прислуги. Любовь среди риска и опасности доставляла ей, повидимому, особенное удовольствіе. Художникъ съ гордостью разрѣшалъ обожать себя. Онъ, который молилъ и преслѣдовалъ ее въ началѣ, занялъ теперь позицію пассивно возвышеннаго человѣка, принимая свысока обожаніе влюбленной и побѣжденной Кончи.

Перейти на страницу:

Похожие книги