Если бы она ничего не делала, у меня бы не возникло желания. Но дело в ее поведении: она старается меня соблазнить. И я чувствую, что она меня любит, любовью странной и глубокой. Она может сказать, что не влюблена в меня, и, наверно, это так. От этого мне плохо; не то чтобы мне хотелось, чтобы она была в меня влюблена, но то, что она говорит такое, уязвляет меня. Это усиливает мой комплекс неполноценности, подтверждает мысль, что ни одна женщина не смогла бы в меня влюбиться, ни одна женщина не сочла бы меня привлекательным. Я слишком неуверен в себе, мягок, труслив, педантичен, женственен, незначителен, у меня средние умственные способности и нет чувства юмора. Но чувствую, что она меня любит, потому что ей со мной о-очень уютно, и она меня ни ка-апельки не боится, и ни ка-апельки не восхищается мной. И тем не менее она меня любит. Я – ее лучший друг. И я благодарен за ее любовь. Это то, чего у меня не было и чего мне не хватало.
После ленча моя мать возвращается в отель. Она по горло сыта Диснейлендом, очередями, мужчинами и игрой Сары в слова.
Сара говорит, что ей хочется посмотреть на уток.
– Каких уток? – спрашиваю я.
– Не знаю. Просто на уток. Кажется, я видела их где-то в пруду.
Побродив немного, мы находим пруд с утками. Подобрав камень, Сара швыряет его в уток. Они улетают.
– Это нехорошо! – укоряю я ее. – Почему ты это сделала?
– Я хотела посмотреть на
И тут до меня доходит.
Мы обедаем с моей мамой в ресторане «Коралловый риф» в «Живом море». Одна из стен зала – стеклянная, и сквозь нее можно увидеть акул, рыбу-меч, скатов, джу-фиш (совершенно огромную, это что-то вроде морского окуня), а также множество более мелких рыб.
У мамы несколько улучшилось настроение, но мы беседуем исключительно о рыбах в аквариуме, и домашних рыбках, и о золотой рыбке, которую я подарил своей девушке Шарлотте и которая умерла – ее звали Эл.
Надеюсь, сегодня вечером Сара не придет ко мне в номер. Мне не хочется ее видеть. Как раз когда я об этом думаю, в дверь стучат. Возможно, это моя мать. Никогда еще я не был так счастлив при мысли о внезапном визите моей мамы.
– Кто это? – спрашиваю я тихо, стоя в нескольких футах от двери, поскольку мне не хочется приближаться или прикасаться к тому, к чему приближается или прикасается Сара.
– Это я, – певучим голосом отвечает Сара.
– Чего ты хочешь?
– Открой дверь.
– Я очень устал. Я уже засыпаю.
– О, ну давай же! У меня сюрприз.
Могу биться об заклад, что она купила мне шорты и попросит, чтобы я примерил их при ней.
– Я в самом деле неважно себя чувствую, – возражаю я.
– Я тоже. Не могу заснуть, поэтому мне просто хочется несколько минут поболтать, и тогда меня сморит сон. – Она умоляет, в точности как моя мать, когда наносит мне внезапные визиты в городе.
– А ты уверена, что не можешь просто почитать что-нибудь?
– Да, уверена.
Я с опаской открываю дверь. Сара входит, на ней белый махровый халат.
– Я пошутила, – говорит она. – У меня нет никакого сюрприза, я просто хотела, чтобы ты открыл дверь.
Она снимает халат и бросает его на пол. Она стоит обнаженная. Я хватаюсь за угол шкафа, чтобы не упасть на пол, как ее купальный халат.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– Мне жарко. Не обращай на меня внимания.
Она ложится на кровать, включает радио и начинает щелкать по гостиничной Библии в ритм музыке, как метроном. Музыка классическая. Я поднимаю халат и набрасываю на нее.
– Пожалуйста, надень это или уходи из моей комнаты. Ты не должна ходить при мне голой.
Она сбрасывает халат.
– Почему? Я же всего только маленькая девочка. Детям можно ходить голышом. У тебя такой забавный вид, когда ты пытаешься быть резким.
– Ты не собираешься надеть халат?
– Нет, не собираюсь. Мне жарко.
– И ты не собираешься уходить?
– Нет. Мне хочется поболтать. Не спится.
Мне вдруг приходит в голову остроумная идея, которая наполняет меня гордостью. Я злорадствую, воображая, как она будет разочарована, причем она ничего не сможет поделать. Открыв ящик, я вынимаю один из моих длинных черных носков. С усмешкой я подхожу к стулу у окна, не глядя на Сару, хотя уголком глаза вижу, что она следит за каждым моим движением, – вероятно, с любопытством. Я сажусь на стул и завязываю себе носком глаза. Интересно, заявит ли она о своем разочаровании вслух или скроет его.
– Ты такой ханжа, Джереми, известно ли это тебе? – говорит она.
– Очень мило. А что еще новенького?
– Ничего новенького.
– Очень плохо. Так о чем ты хотела поболтать?
Я слышу, как она швыряет Библию на ночной столик. Теперь, когда у меня завязаны глаза, мне вспоминается обнаженное тело, которое я видел, и я рассматриваю его. Не могу отвести от него глаз. Это самое прекрасное и безупречное тело, какое мне приходилось видеть.
Сара смеется и усаживается ко мне на колени. Она довольно тяжелая для такой юной девочки.
– Попался! – говорит она.
– О, прекрати! – скулю я.
– Ты же не видишь меня, так какая разница? На мне мог бы даже быть космический костюм – это не имеет значения.
Она гладит мои волосы, играет с концом носка.