Обнаженные мужчины

На следующий день мы заходим в книжный магазин вместе с Томми (мой друг с декоративной булавкой на ширинке). Ему нужно что-то купить. Какая-то старуха с зонтиком направляется прямо к нам. Мы видим, как она подходит, но не особенно обращаем внимание. Она останавливается перед нами. Берет обеими руками свой зонтик за ручку и поднимает вверх, как бейсбольную биту. Размахнувшись, старуха сильно ударяет меня зонтиком по бедру.

– Ой! – вскрикиваю я, хватаясь за ногу.

Томми пятится, ожидая, что он будет следующим, но старуха не обращает на него никакого внимания. Она бросает на меня злобный взгляд и шипит:

– Ты – позор для своей семьи! Ты – чудовище!

Несколько человек смотрят ей вслед, когда она удаляется.

– Ты ее знаешь? – спрашивает Томми.

– Не совсем.

– Что значит «не совсем»?

– Нет – я хочу сказать «нет».

– Почему же ты мне не сказал, что ты – позор для своей семьи?

– На самом деле у меня нет семьи.

– За исключением твоей матери.

– Да.

– Бедный Джереми. Такое может произойти только с тобой. Кажется, эта старушенция что-то о тебе знает. Не сделал ли ты что-то непотребное, что могло вызвать такую резкую реакцию?

– Я даже никогда не видел ее прежде. Она сумасшедшая.

– Ты не ответил на мой вопрос, следовательно, я должен допустить, что ты действительно сделал что-то непотребное.

Часом позже я снова в своей квартире. Я стою на коленях на полу, отмываю новую лужу на кушетке, когда звонит телефон.

– Как тебе эта? – слышу я голос своей матери, от которого меня уже тошнит.

– Болезненно, – отвечаю я. – Предусмотрено ли насилие в твоем сценарии, или твой агент импровизировал?

– Никакой импровизации.

– Что ты собираешься сделать дальше? Один из твоих агентов переедет меня автомобилем?

– Как ты смеешь так со мной разговаривать? Как такое могло прийти тебе в голову?

Она вешает трубку, но потом звонит еще много раз и донимает меня. У меня уходит практически весь вечер на телефонные разговоры с матерью. Наконец я предупреждаю ее, что поменяю номер телефона, если она не прекратит мне звонить.

Заметьте, что я не загадываю своему белому слонику желание, чтобы от меня отстали агенты матери. Почему? Потому что знаю, что это бесполезно. Но тогда почему я питаю такие надежды, когда загадываю, чтобы некоторые люди меня любили? И, что еще важнее, почему меня не отталкивает мысль о том, чтобы заставить кого-то меня любить – против воли, с помощью волшебства? Разве бы я не предпочел, чтобы любовь ко мне была подлинной?

Шарлотта не собирается съезжать с моей квартиры. Я постоянно прошу ее об этом, приказываю, но она и не собирается это делать. Она отказывается признать, что между нами все кончено.

Я пытаюсь объяснить ей концепцию расставания.

– Для этого не нужны двое. Если один из пары хочет порвать, то они расстаются.

– Я не согласна.

– Да и в любом случае я увлекся кое-кем другим.

– На этот раз маленьким мальчиком?

Я много думаю о Лоре. Мысль о ее нормальности утешает меня. Я часто захожу к леди Генриетте, чтобы увидеться с Лорой.

Однажды я приглашаю Лору пообедать со мной в ближайшем ресторане. По пути туда женщина, проходящая мимо, слегка задевает меня. Обернувшись, она говорит:

– Извините.

– Оставьте меня в покое! – рявкаю я.

Та уходит с озадаченным видом. Лора тоже смотрит на меня оторопев.

– Что случилось? – спрашивает она.

– О, ничего, простите. Я ошибся.

– Как это ошибся?

Я пытаюсь придумать объяснение.

– О, не знаю. Я задумался, а она меня внезапно толкнула.

Лора приподнимает брови при этом неубедительном объяснении и перестает задавать вопросы.

За обедом мы не обсуждаем ничего интересного, и мне это нравится. Я узнаю, что ей на год меньше, чем мне. Я заранее продумал, о чем ее спрашивать, так что мы немного болтаем. Я спрашиваю, сколько у нее учеников. Десять, отвечает она. И также рассказывает, что недавно, к ее разочарованию, три ребенка отпали, когда их родители узнали, за что именно они платят.

Я рассказываю свою детскую историю про маленького белого слона, полагая, что это может быть ей интересно, так как связано с магией. История ей нравится. Но я не рассказываю, что все еще держу слона на ночном столике. Мы еще недостаточно близки для этого.

После обеда, когда мы идем по улице, нас останавливает старик и спрашивает:

– Простите, вы не подскажете, где Блумингдейл?

Я стою, скрежеща зубами, пока Лора объясняет ему, как туда пройти. Я смотрю на него с ненавистью, сгорая от желания послать его подальше, но боюсь рисковать: а что, если я снова ошибусь при Лоре? Закончив свои объяснения, Лора говорит ему:

– Но сейчас Блумингдейл закрыт.

– О, я знаю, – отвечает он. – Я только хотел убедиться, что знаю, где это. Дело в том, что завтра я поведу туда свою внучку. Ей одиннадцать лет, и я не могу допустить, чтобы она пошла туда одна, а то к ней может пристать какой-нибудь извращенец и заняться с ней сексом. Вы полагаете, мне следует допустить, чтобы это случилось? – спрашивает он Лору.

– Нет, – отвечает она и тянет меня за руку прочь.

Мужчина кричит нам вслед:

– Подождите минутку, мистер! А как насчет вас? Вы думаете, мне следует заняться сексом с одиннадцатилетней девочкой?