-Поняла.-проворила я холодно, глядя в темные прорези его белой маски.
-Вот и умница.-он кивнул на пленниц.-Освобождай ту, которая тебе больше симпатична и можешь убираться.
Он обошел меня и начал срезать своим ножом красные линии.
Они лопались, как струны. То и дело тренькали, несчастно звенели миниатюрные колокольчики.
Я оглянулась на стол. Там всё ещё лежал короткий нож, который он мне оставил.
Я подошла к столу. Взяла нож...
Глаза ослепил яркий свет. Свет солнца. Но его лучи были холодными.
Я стояла посреди просторного, заросшего травой и полевыми цветами обширного поля.
Надо мной висело угрюмое, грифельно-серое небо.
-Догоняй нас! Давай!-звучал какой-то девчоночий голос.
-Я не могу...-услышала я.-Стойте... мне тяжело дышать... я не могу...
-Слабак! Ты просто слабый мальчишка! Слабак!
Я увидела, как светловолосая девочка с хвостиком, одетая в красное платье тычет пальцем в мальчишку.
Тот тяжело дыша, склонился, уперев руки в колени. Он дышал тяжело, с присвистом втягивая воздух.
-Я не могу...-простонал он.
Одна из девочек, с длинной, каштановой косой подняла с земли каштан и бросила в него.
-Ай!-он закрылся руками.-Не надо... Нина!
Девочка с косой, в желтом платье с черным горошком, снова бросила в него каштаном.
-Давай догоняй нас!
-Догоняй!-светловолосая девочка, в красном платье тоже швырнула в него каштан.
-Ай!
-Слабак!
-Догоняй!
Девичье хихиканье...
Воспоминание сникло, изменилось.
-Клёвые часы.-плотный, краснощекий парнишка с пустыми, бледными глазами склонился над сидящим за столом мальчиком.
Тот поднял меланхоличный взгляд. С тревогой взглянул на толстого здоровяка.
-Это отцовские.
У сидящего мальчишки были тёмно-русые волосы и фисташкового цвета глаза с карими вкраплениями. И болезненно бледная кожа на лице.
Я опустила взгляд на его часы.
Настоящие, массивные мужские часы. Слишком большие для тонкой детской руки.
У них был коричневый ремешок, а циферблат отливал глубоким, темно-синим цветов. Цифры были римские, а стрелки на концах имели миниатюрные короны.
-Давай сюда.
-Что? Почему?...
Толстяк отвесил ему подзатыльник.
-Давай, падла, а то нос сломаю!
-Иди к чёрту!
-Ах ты...
Между двумя мальчишками завязалась потасовка.
Они упали на пол. Вокруг них тут же столпилась гурьба других мальчишек.
Они кричали, болели, поддерживали и твердили:
-Бей слабака!
-Бей слабака!
-Бей его! Мочи! Мочи!
-Сломай ему нос, Миха! Давай! Да!
-Разбей лицо! Разфигачь!
-Зубы! Зубы ему повыбивай!
Воспоминание растворилось, исчезло.
Рвущееся из груди взволнованное дыхание, поднимало мою грудь.
В ушах ещё звучали остатки голосов тех мальчишек.
Я не двигалась.
Я стояла на месте, не шелохнувшись, затем опустила взгляд нож в моей руке.
Тяжесть его рукояти вселяла волнительную уверенность.
Я оглянулась на Романтика.
Мои глаза сузились, я сверлила взглядом его спину. Он всё ещё срезал нити и отшвыривал их к стене.
Я могла бы успеть... Наверное... Если очень быстро...
Я опустила взгляд на тело мёртвой женщины.
Она замерла, выгнувшись животом и грудью вниз.
Её свисающие руки касались пола, а шея и голова повисли на пилах.
Из-за этого она выглядела, как будто бы надломленной.
Я подняла прожигающий взгляд на Романтика.
Я с тяжким трудом отвернулась от него. Подошла к пленницам.
Я посмотрела в их мокрые от слёз глаза.
В перепуганных, растерянных небесно-голубых глазах маленькой Иры я увидела всю гнетущую тяжесть увиденного и пережитого ею кошмара.
Я увидела в её глазах крик. Она кричала от ужаса. Кричала глазами.
Потому, кричать устами не могла. Она не могла поверить в происходящее. Этот ребенок никогда не знал, не задумывался, что так бывает.
Она смотрела на меня. Она просила. Кричала и просила. Слёзно просила помочь, исправить, прекратить.
Она смотрела на меня с ожиданием и всё той же, кроткой надеждой.
Я перевела взгляд на её мать.
Здесь я увидела горечь, печаль и... смирение.
Она смирилась. Она приняла. Она уже знала, что её ждёт. И она тоже просила.
Она снова просила меня сделать выбор. Использовать шанс.
Я прочла в её взгляде даже нечто большее чем просьбу. Требование.
Настойчивое требование. Желание.
Последнее. Она знала это.
Последнее требовательное желание.
Выбрать Иру. Спасти её. Унести её отсюда. Подальше от него...
Вдыхая горький воздух, я закрыла глаза, тяжело, насильно проглотила жесткий, твёрдый комок в горле.
Меня поразила, странная, ватная слабость в теле.
Я подошла к Ире. Отцепила от неё крюк троса лебедки. Аккуратно поставила девочку на пол.
Присела возле неё.
Поднесла нож. Осторожно, бережно разрезала опутывающие её полоски скотча.
Затем перерезала скотч на её затылке, и так же ласково, нежно отклеила скотч от её личика.
Ирка всхлипнула, когда смогла дышать ртом. Ринулась ко мне, споткнулась, я едва успела её подхватить.
Она обхватила меня своими тонкими ручками, крепко сжала, обняла.
Я поднялась с колена вместе с ней, держа её на руках.
Мы встали возле её матери.
-Мама...-тихо прорыдала Ирка, скривив личико.-Мам...
Она судорожно, плаксиво вдохнула воздух и тихо заплакала.
Кривясь горькой, слёзной гримасой, она протянула дрожащую руку к лицу женщины. Нежно коснулась её щеки.