Обняться, чтобы уцелеть

К Москве Леонид привык на удивление быстро и вскоре уже с недоумением вспоминал о том, что мог жить где-то еще и называть своим домом какое-то другое место, а не особняк на Бульварном кольце с уютным садом за красивой оградой. Прелестная Олеся расстаралась, и оформление документов действительно не заняло много времени. В начале ноября Голубев официально сделался собственником.

Затевать грандиозный ремонт он не стал — не было ни желания, ни необходимости. Во-первых, стремился поскорее перебраться в столицу; во-вторых, все и так было в прекрасном состоянии. Поэтому Леонид ограничился сменой обоев в трех комнатах из четырех да заказал новую каминную решетку Сереже Сластину — талантливому молодому кузнецу из Екатеринбурга, к которому всегда обращался в подобных случаях, — и с энтузиазмом принялся обставлять новое жилище.

Голубеву всегда нравились интерьеры, устремленные в прошлое, а квартира в особняке и не предполагала никакого иного решения. Однако превращать свой дом в подобие музея или антикварного магазина он тоже не собирался — хотелось, чтобы новое место обитания получилось не только красивым, но и удобным. Не желая доверять собственный комфорт чужим людям, Леонид Николаевич отказался от услуг дизайнерских фирм и занялся всем лично, иногда консультируясь у специалистов и поручая многочисленным помощникам только техническую работу — отслеживание доставки, оформление оплаты и тому подобное. А сам штудировал всевозможные каталоги. Целыми днями ездил по мебельным и антикварным салонам, ворочался ночами, раздумывая, как лучше решить проблему освещения в прихожей, и даже специально слетал в Париж только затем, чтобы выбрать в знакомом магазинчике часы для каминной полки. Попутно побывал и в Италии, навестил свою виллу на побережье и проконтролировал строительство еще одного своего любимого детища — красавицы-яхты, звавшейся «Любимая», в честь единственной женщины в его жизни, которую он любил.

Обустройство нового дома отняло немало времени и сил — намного больше, чем он планировал изначально, — но результаты превзошли все ожидания. Московское жилье получилось восхитительным. В квартире сохранялся дух времени, но при этом она стала настоящим жилищем состоятельного холостяка из двадцать первого века. Леонид готов был целыми днями бродить по своему новому пристанищу, то присаживаясь в гостиной на диван с шелковой обивкой, то переходя в столовую, чтобы вновь и вновь любоваться подлинными картинами в тяжелых резных рамах и коллажами из старинных фотографий времен Первой мировой войны, то заглядывать в кухню, где в добротную мебель из натурального дуба была встроена самая современная техника.

Из старого дома в родном городе он привез немногие личные вещи, одежду, библиотеку, которую начала собирать еще бабушка, да любимую коллекцию зонтов. Зонты были маленькой слабостью Голубева. Когда-то он прочел, что сначала они были знаком высокого положения в обществе и только много лет спустя превратились в доступное каждому средство защиты от дождя или солнца. С точки зрения Леонида, этот аксессуар не утратил своего значения и по сей день, став частью имиджа, так же, как часы, обувь или автомобиль. Сам он предпочитал зонты-трости, поскольку считал, что они гораздо надежнее складных и придают шарм и элегантность своему владельцу, но в его обширной коллекции, помимо зонтов-тростей от Jean Paul Gou-Irier, Ferre, были и «карманные» зонты вплоть до миниатюрных, зонт с шестнадцатью спицами вместо положенных восьми и даже предмет реквизита с «Мосфильма» — зонт, с которым щеголял персонаж Олега Даля в фильме «Не может быть!». Один из лучших экспонатов его коллекции — швейцарский зонт конца девятнадцатого столетия — занял почетное место в специальной подставке как элемент декора прихожей.