Обняться, чтобы уцелеть

Именно в общении с ней Леонид понял, что в психологии и характере человека прожитые годы играют не такую уж большую роль. Что касается здоровья, самочувствия — тут да, ничего не попишешь. Но особенности личности и интеллект формируются очень рано, чуть ли не в детстве. Если у человека богатый внутренний мир, если у него есть душа, то с ним хорошо и интересно вне зависимости от того, тринадцать ему или девяносто. И наоборот — если неумен и малосимпатичен в молодости, шансов измениться с годами в лучшую сторону тоже немного. Ксению, несмотря на ее двадцать лет и свои тридцать семь, он считал самой подходящей для себя женщиной в мире. И дело было не только в ее горячем темпераменте, который после Валечкиной сдержанности казался Голубеву просто подарком судьбы. Ксеня, Ксю, как он стал ее называть, привлекала его не только как женщина, но и как друг. Объем ее знаний и глубина суждений его просто поражали — не он ей, а она ему открывала незнакомых доныне писателей, философов, художников… Сама она часто повторяла восточную мудрость, что любовь есть сочетание влечений души, тела и духа, и Леонид тогда был абсолютно с этим согласен. То время, которое он пробыл с ней (а они действительно были вместе, несмотря на разделявшие их города сотни километров), оказалось самым счастливым в его жизни. Они постоянно перезванивались, затрачивая кучу денег на междугородные разговоры, писали друг другу длинные чудесные письма. Ее послания начинались всегда традиционно: «Привет царю Леониду и тремстам спартанцам!» Он вскоре тоже перенял шутку и периодически старался ее обыграть, то подписываясь «любящий тебя царь», то передавая привет от своего доблестного войска. В их страстных письмах была не только тоска друг по другу, они также делились абсолютно всем, что происходило в их жизни, от событий до пришедших в голову мыслей. Единственное, чего они почти никогда не делали, — это не спорили. Как-то так получалось, что практически во всем он бывал с ней согласен. А если и не соглашался, то охотно допускал, что такая точка зрения имеет право на существование. Больше у него никогда и ни с кем в жизни так не получалось…

Летом она почти на целый месяц приехала в его город, наврав родителям, что гостит у институтской подружки, а в течение года он сам по мере возможности летал на праздники в Москву, поскольку средства позволяли — зарабатывал он уже тогда неплохо. Именно в праздники, в солнечный радостный Первомай, им и суждено было расстаться.

Он приехал около полудня и сразу с поезда, даже не забросив свою старую сумку с надписью «Спартак», с которой обычно путешествовал, помчался к ней на Фрунзенскую, зная, что родители Ксении будут на даче. В душе у него все пело в предвкушении долгожданного свидания, и хотя Ксю встретила его несколько сдержаннее, чем он ожидал, Леонид не стал акцентировать на этом внимание, а буквально набросился на любимую с нежностями и ласками, обнимал, вдыхая такой родной запах зеленых яблок от ее волос. Девушка первое время противилась и пыталась возражать, но потом ее страстная натура взяла верх над рассудком. Словом, в тот день все было хорошо, но на другое утро она встретила его совсем холодно, усадила на стул, сама села поодаль, опустив голову и играя своими любимыми бусами из полированных косточек персика. Он сразу понял, что ей не по себе — Ксю, когда волновалась, всегда теребила что-то в руках.

— Я должна сказать тебе нечто очень важное! — объявила она после паузы.

— Ты беременна? — радостно спросил он. Ему всегда так хотелось, чтобы у них с Ксенией был бы ребенок.

Она даже испугалась:

— Ну что ты такое говоришь?! Сплюнь и постучи о дерево! Нет, дело совсем не в этом. Дело в том, что нам нужно расстаться.

— То есть как это? — не понял он. — Ты что же… уезжаешь за границу? С родителями, да?

— Нет, никуда я не уезжаю. Но я так решила. Понимаешь, пока мы рядом, мы мешаем друг другу. Мы оба яркие личности, а таких союзов не бывает. В паре не может быть равноправия, один всегда получается в тени другого. Так, например, вышло у моих предков. Ведь мама тоже могла бы быть профессором и большим ученым, но она стала просто супругой Волжанского и даже докторской не защитила. Я не хочу подобной судьбы ни для себя, ни для тебя.

— Что это ты вдруг надумала? — попытался возразить он. Вместо ответа она взяла с дивана гитару и спела неизвестную ему песню: