Обнимая пустоту

Генри утвердительно кивнул и начал: "Сначала небольшая предыстория. Мне неловко об этом говорить, но я никогда не пользовался вниманием со стороны девушек и всегда завидовал таким парням, которые могут запросто общаться с ними, веселить их или соблазнять. Для меня это всю жизнь было настоящим испытанием. Но когда я встретил тебя, все изменилось". Все это время Генри смотрел куда-то вниз, опустив глаза, потому что стеснялся говорить об этом с кем-то бы то ни было, но, заканчивая фразу, поднял голову и встретился взглядом с Пеппер, которая внимательно его слушала. Он продолжил: "Нет, я могу поддержать разговор и даже не выглядеть отсталым, но так, как это делают они, я не умею. Мало того, что я всегда начинаю волноваться, так из головы вылетают все умные мысли, которые там обязаны быть. И мне остается отыскивать в пустоте своего мозга невнятные обрывки фраз, которые похоронят мои шансы на успех под веселые мелодии Брамса". Пеппер хихикнула. "Но я не об этом, это для того, чтобы ты меня поняла. Хочу рассказать случай, который никак не уходит из моей головы, может быть, рассказав о нем, меня перестанет мучить совесть. Это случилось в выпускном классе старшей школы. Занятия закончились, и мы небольшой группой шли на автобусную остановку. Я шел с одной девушкой вдвоем на несколько метров впереди остальных. Она взяла меня под руку, что заставило меня сильно волноваться, ведь близость с противоположным полом вызывала у меня панику. Наверное, я покраснел, но либо она не заметила, либо не придала этому значения. Действительно, почему парень в свои 16 лет должен смущаться прогулки с девушкой? Мы о чем-то болтали, вернее, я пытался найти нужную тему. Задача была не из легких: в то же самое время я старался не подавать виду, что ужасно волнуюсь. Со стороны мы, должно быть, выглядели парой, и отставшие от нас одноклассники несколько раз выкрикнули какие-то фразы, смыслом своим похожие на “жених и невеста”. Это, несомненно, только усилило мое волнение.

– Они так и правда подумают, что мы вместе, – сказала староста.

– Тогда мы будем обязаны поцеловаться, – ответил я. Она улыбнулась. Зачем я это ляпнул, не представляю.

Мои ладони были мокрыми, сердце было готово вырваться из груди. Зрачки бегали из стороны в сторону, но внешне я выглядел вполне уверенно. А, вот еще что, забыл сказать. В то время я ни разу в жизни не целовался. Каким-то чудом мы дошли до остановки, хотя наш путь, казалось, длился целую вечность. Мы остановились, она смотрела на меня, а я смотрел на нее. В моей голове звучала моя фраза насчет поцелуя. Возможно, она ждала, что я это сделаю. Возможно, она хотела, чтобы я это сделал. Этого я уже никогда не узнаю. В тот момент мне было так страшно и одиноко, словно я намеревался прыгнуть в воды бушующего океана, не умея плавать. И я не прыгнул.

– Ну, тогда до завтра? – все, что я смог вымолвить.

– Да, до завтра, – сказала она.

Я сел на первый автобус и скрылся, больше мы к этой теме не возвращались". Вот такой позор, который почему-то вцепился в меня и не отпускает.

– И всего-то? Я сначала подумала, что ты убил кого-то, – засмеялась Пеппер, – Не волнуйся, сейчас ты совсем не такой, хотя я не говорю, что быть столь стеснительным и трусливым – плохо, но я про то, что ты вовсе не трус. Не знаю, что должно было произойти, чтобы ты изменился, но ночью все было прекрасно, да и не только ночью. Поэтому мне трудно сопоставить образ трусливого мальчика с тем, какой ты сейчас. И ничего позорного в этом нет, мы взрослеем, меняемся, и все проходят через это. Кто-то раньше, а кто-то позже, – Пеппер прижалась к его плечу.

Генри провел рукой по ее щеке, завел волосы за ушко, повернул ее лицо в свою сторону и поцеловал. Их губы были соединены короткое мгновение. Сердца начинали биться чаще. А счастье пронизывало каждый сантиметр их молодых тел.

Вечером Генри пригласил Пеппер в хороший ресторан. На улице быстро стемнело. Они сидели возле окна и могли видеть, как за стеклом горели огни, проносились люди, приезжали и уезжали такси. Официант принес вино и налил его в бокалы, затем забрал освободившуюся посуду. Пеппер пригубила напиток и многозначительно посмотрела на Генри, явно намереваясь начать разговор.

– Расскажи о себе, откуда ты родом, где учился, вырос, хочу знать о тебе все, все, все, – начала она.

Генри взял свой бокал в правую руку и тоже сделал глоток.

– Родился я в Японии. Родители эмигрировали в Америку, когда мне было около четырех. Даже в начальную школу не успел пойти³. Здесь я и вырос, окончил школу и университет…

– И встретил меня, – перебила его улыбающаяся Пеппер.

– Да, и встретил тебя, – ответил Генри, глядя в ее чистые, большие глаза.

– Имя у тебя не Японское. Скучаешь по родине?

– Не особо, моя родина здесь. А что насчет имени, я не спрашивал у родителей, как они его выбирали. Имя как имя.

– На каком языке ты думаешь?

– На английском, естественно, а что?

– Родина там, где говорят на языке, на котором ты думаешь.

– Японию я мало помню, собственно, как и родителей, – он сделал еще один глоток вина и посмотрел в окно.