Обноженный

— Само собой. Только на реке — следов нетути. Стал быть и искать нечего. Только по берегу.

"— Сэр, почему вы ищите часы здесь, если потеряли их за углом?

— Потому что здесь фонарь».

Логично.

— Всё, сел. Нашёл. Побежали.

Курт сидел на траве на ровном пустом месте и выжидающе смотрел на меня. Вокруг никаких следов.

Только твёрдая уверенность в его уме и чутье — остановила фонтан выражений моего глубокого разочарований.

А присмотревшись… захотелось извинится за обругивательные мысли: здесь недавно проходили люди. А на берегу, чуть в стороне, в кустах, заваленная ветками — лодка-долблёнка. А вот что на другом конце следа…? Сейчас узнаем.

Про нас узнали раньше: взрыв бешеного собачьего брёха однозначно идентифицировал целевую точку.

«Хочешь попасть в Америку? — Иди в РВСН».

Не мой случай — мы попали ближе. Прямо на хуторок, уютно посаженный в устье оврага. К нашему приходу ворота вежливо распахнулись. И оттуда, злобно вереща, вылетели две немелкие шавки типа волкодавы местные. Тут они увидели князь-волка во всей красе. Который галантно сказал им «Р-р-р». И энергичный вылет — трансформировался в такой же влёт. За спину мужика с топором, стоящего в полуоткрытых воротах.

Мужиком был мой Мичура. Который негромко сказал сам себе что-то про сексуальную жизнь своей мамы. И попытался одновременно погрозить нам топором, уйти во двор и закрыть одной рукой ворота.

Я — дурак. Я это уже говорил? А что я — лопух, бестолочь и двоечник? Неспособный выучиться даже на собственных ошибках? Что моя судьба — раз за разом наступать на одни и те же грабли? Что из всего множества человеческих реакций, дарованных нам природой, я раз за разом выбираю самые идиотские?

Короче, увидев, как Мичура закрывает ворота, я заорал:

— Держи его! Бей!

Метнулся к воротам, вытаскивая из-за спины свои недо-мечи. Мимо уха что-то свистнуло, Мичуру унесло внутрь. С рогатиной от Сухана. В груди. И торчит. Здоровая жердина. И качается. Я же это уже проходил! Так Сухан приколол мальчонку из банды Толстого Очепа на Аннушкином подворье.

Меня толкнули в спину вбежавшие за мной следом, я сделал пару шагов. И вновь офигел: слева, на обычном для здешних подворий турнике — «ворота с перекладиной», висели, привязанные за поднятые руки, две абсолютно голых женщины.

А справа раздался мат, лязг и вопль. Вопль резко оборвался. На землю к моим ногам упала и откаталась в сторону кудлатая голова с распахнутым ртом. И рухнуло фонтанирующее кровью тело.

Ивашко, отскочивший в сторону от брызг крови, тяжело дыша, встряхнул в руке клинок:

— Этот… топор в тебя метнуть хотел. Еле остановил. Пришлось вот…

Ивашко был расстроен. По сути — нам мертвяки ни к чему. Звёздочки по фюзеляжу — здесь не рисуют. Пришлось подбодрить.

— Уговор был — гурду три раза во вражеской крови омыть. Случай — засчитывается. Поздравляю.

Ребята начали осматривать подворье, а мы с Ноготком подошли к подвешенным. Длинные распущенные волосы закрывали им лица. Но не тела.

Бабы были битые, поротые, жжённые и… и драные. У одной выдран большой кусок волос с головы. Когда я зашёл с этой стороны… Несмотря на синяки, засохшие следы крови под носом и варварский кляп из куска полена с завязками на затылке, женщину можно было узнать.

— Ну, здравствуй опять, Катерина Ивановна.

Опухшие веки со слипшимися ресницами чуть шевельнулись, подёргались. Один глаз приоткрылся. В шёлку глянул мутный, полный боли и отупения от неё же, зрачок. И глаз закрылся. Чуть слышное мычание донеслось из-под кляпа. И — всё.

Да уж, не ждал я такой встречи…

А вторая, естественно, Агафья? Что и подтвердилось, стоило сдвинуть с лица волосы. Эта — получше. Реагирует.

— Гапка, Гапка, чего висишь как тряпка?

Во! Так она ещё и смеяться пытается?! Над моими глупыми шутками… в таком положении… Нормально — будет жить.

— Ноготок, отвязываем и снимаем осторожненько.

Снимаем, укладываем на ряднину, промываю, смазываю, перевязываю. Сгоняли к лодке, принесли «аптечку».

Марана, когда собирала этот саквояжик, назвала его: «чтобы дольше мучился».

В смысле: человек — так и так помрёт. Но после этих снадобий ещё помучается некоторое время.

Как говорила Астрид Линдгрен: «Жить надо так, чтобы примириться со смертью». Как показывает опыт, рак поджелудочной железы за месяц третьей стадии, даже при полном комплекте обезболивающих, вполне доводит до состояния, когда пожелание: «Чтоб я сдох!» становится не фигурой речи, а искренней молитвой. Но до этого ещё надо дожить.

Лодочку на берег вытянули. Чтобы прохожие-проезжие лишних вопросов не задавали. Кормщика успокоили, хуторок осмотрели. Забавный хуторок. Из живности — одни собаки. Скорее — заимка. Охотничья избушка. В терминах «Капитанской дочки» — воровской умёт.

У Катерины разбита голова — приходиться обрить наголо, чтобы смыть засохшую кровь и обработать рану. А вот кровавые потёки на бёдрах…

— Агафья, ты не в курсе, у Катерины месячные, или это после моих с ней… занятий?

— Не знаю. По луне, вроде, рано. Я ей от платка кусок оторвала да и запихнула. Выкинула после.