Обноженный

Иные из частей этой истории стали мне понятны позднее, иные и вовсе через десятилетие, когда мои мастера-«правдоискатели» смогли сильно расспросить ближних слуг кое-каких весьма вятших людей этих времён. Основных участников той многолетней «игры» — в живых уже не было. Но тогдашнее предчувствие, что надо спешно выбираться с «реки мелкого серебра» — меня гнало правильно. Многолетняя, многоходовая интрига, которая могла взорвать и княжество, и, при успехе своём — всю Святую Русь, зацепила меня лишь малым краешком. И голову мою лысую — оторвать не успело.

Стыдно сказать, но у меня была истерика. По счастью — тихая. Я не понимал происходящего, но ощущал опасность.

Множество попаданцев, попав после «вляпа» в «лабиринт придворных интриг», легко их разгадывают, быстро разрушают «коварные помыслы и замыслы», и немедленно сами «плетут ковы», уже в свою пользу. Ну, и мирового прогресса, в том числе.

Совмещая индукцию с дедукцией, логику с озарением, лишайно прорывающуюся наблюдательность («тут — вижу, тут — как всегда») менеджеры младшего и среднего уровня «в лёгкую» щёлкают заговоры потомственной средневековой аристократии.

Не надо иллюзий. Особенно таких — смертельно опасных. Пример мадам Бонасье — ничему не научил? Как только сколько-нибудь серьёзная монархическая интрига переходит в активную фазу — вокруг основных персонажей начинают пачками гибнуть люди. Лакеи и горничные, кучера и конюхи, егеря и телохранители, советники и приказчики… Бандитские разборки… Аристократия — это мафия по наследству.

Вы когда-нибудь пробовали играть в неизвестные шахматы по необъявленным правилам с завязанными глазами? Вот вы берёте в руки фигуру. Вроде бы — «офицер». А он вдруг расползается в пальцах жидкой липкой слизью. Или — взрывается. Или просто выпускает вонь, рассыпаясь в прах…

Я искренне сочувствую тем несчастным, которых угораздило вляпаться в тело высокопоставленной средневековой особы. Они оказываются в положении тряпичной куклы-марионетки с торчащими верёвочками, попавшей внутрь работающего судового двигателя.

«Эта вендетта началась в Кэмберлендских горах между семействами Фолуэл и Гаркнесс. Первой жертвой кровной вражды пала охотничья собака Билла Гаркнесса, тренированная на опоссума. Гаркнессы возместили эту тяжелую утрату, укокошив главу рода Фолуэлов. Фолуэлы не задержались с ответом. Они смазали дробовики и отправили Билла Гаркнесса вслед за его собакой в ту страну, где опоссум сам слезает к охотнику с дерева, не дожидаясь, чтобы дерево срубили.

Вендетта процветала в течение сорока лет. Гаркнессов пристреливали через освещенные окна их домов, за плугом, во сне, по дороге с молитвенных собраний, на дуэли, в трезвом виде и наоборот, поодиночке и семейными группами, подготовленными к переходу в лучший мир и в нераскаянном состоянии. Ветви родословного древа Фолуэлов отсекались точно таким же образом, в полном согласии с традициями и обычаями их страны».

Какой вариант попадизма вам более по душе? В Билла Гаркнесса за полчаса до срабатывания дробовика? В Неда Фолуэлла во время прогулки на последнее в жизни молитвенное собрание? От себя замечу: наиболее вероятное — в «собачку тренированную на опоссума».

«В каждом благородном семействе есть свой скелет в шкафу» — общеизвестная истина. А у каждого владетельного рода таких «скелетов»… Вендетты по теме: «и кто это обидел мою любимую собачку из ружья?» — лишь малая доля наследства, достающегося попаданцу вместе с телом носителя.