Обойденные

- Ну, и выпили, и работу взял. Ведь нельзя же!.. А тут вспомнил, Несторка тут меня ждет! Друг, говорю, ко мне приехал неожиданно; позвольте, говорю, мне в долг пару бутыльченок шампанского. И уж извините, кумушка, две бутыльченки мы разопьем! Вот они, канашки французские! - воскликнул Журавка, торжественно вынимая из-под пальто две засмоленные бутылки.

Все глядели, посмеиваясь, на Илью Макаровича, на лице которого выражалось полнейшее блаженство опьянения.

- Хорошего, должно быть, о вас мнения остался этот Денкеров приказчик,-говорила Дора.

- А что же такое?

- Ничего; пришел говорить о заказе, сейчас натянулся и еще в долг пару бутыльченок выпросил.

- Да, две; и вот они здесь; вон они, заморские, засмоленные... Нельзя, Дарья Михайловна! Вы еще молоды; вы еще писания не понимаете.

- Нет, понимаю,- шутила Дора.- Я понимаю, что Дома вам нельзя, так вы вот...

- Тсс! тс, тс, тс... нет, ей-богу же для Несторки. Несторка... вам ведь он ничего, а мне он друг.

- И нам друг.

- Ну, нет-с, вы погодите еще! Я его от беды, от черта оторвал, а вы... нет... вы...

- "А вы... нет... вы",- передразнила, смешно кривляясь, Дора и добавила,- совсем пьян, голубчик!

- А это разве худо, худо? Ну, я и на то согласен; на то я художник, чтоб все худое делать. Правда, Нестор Игнатьич? Канашка ты, шельмец ты!

Журавка обнял и поцеловал Долинского.

- Вот видишь,- говорил, освобождаясь из дружеских объятий, Долинский,-теперь толкуешь о дружбе, а как я совсем разбитый ехал в Париж, так небось, не вздумал меня познакомить с Анной Михайловной и с mademoiselle Дорой.

- Не хотел, братишка, не хотел; тебе было нужно тогда уединение.

- Уединение! Все вздор, врет, просто от ревности не хотел вас знакомить с нами,- разбивала художника Дора.

- От ревности? Ну, а от ревности, так и от ревности. Вы это наверное знаете, что я от ревности его не хотел знакомить?

- Наверное.

- Ну, и очень прикрасно, пусть так и будет,- отвечал художник, налегая на букву и в умышленно портимом слове "прекрасно".

- Да, и очень прикрасно, а мы вот теперь с Нестором Игнатьичем вместе жить будем,- сказала Дора.

- Как это вместе жить будете?

- Так; Аня отдает ему те две комнаты.

- Да вы это со мною шутите, смеетесь или просто говорите? - вопросил с эффектом Журавка.

- А вот отгадайте?

- Я и со своей стороны спрошу вас, Дарья Михайловна, вы это шутите, смеетесь, или просто говорите? - сказал Долинский.

Из шутки вышло так, что Анна Михайловна, после некоторого замешательства и нескольких минут колебанья, уступила просьбе Долинского и в самом деле отдала ему свои две свободные комнаты.

- И очень прикрасно! - возглашал художник, когда переговоры кончились в пользу перехода Долинского к Прохоровым.

- А прикрасно,- говорила Дора,- по крайней мере, будет хоть с кем в театр пойти.

- Прикрасно, прикрасно,- отвечал Журавка шутя, но с тенью некоторой, хотя и легкой, но худо скрытой досады.

После уничтожения принесенных Ильей Макаровичем двух бутыльченок, он начал высказываться несколько яснее:

- Если б я был холостой,- заговорил он,- уж тебе б, братишка, тут не жить.

- Да вы же разве женаты? _

- Пф! Не женат! Да ведь я же ей вексель выдал. Этого события между Ильей Макаровичем и его Грациэллою до сих пор никто не ведал. Известно было только, что Илья Макарович был помешан на свободе любовных отношений и на итальяночках. Счастливый случай свел его где-то в Неаполе с довольно безобразной синьорой Луизой, которую он привез с собою в Россию, и долго не переставал кстати и некстати кричать о ее художественных талантах и страстной к нему привязанности. Поэтому известие о векселе, взятом с него итальянкою, заставило всех очень смеяться.

- Фу, боже мой! Да ведь это только для того, чтоб я не женился,-оправдывался художник.

Дорогою, по пути к Васильевскому острову, Журавка все твердил Долинскому:

- Ты только смотри, Нестор... ты, я знаю... ты человек честный...

- Ну, ну, говори яснее,- требовал Долинский.

- Они... ведь это я тебе говорю... пф! Это божественные души!.. чистота, искренность... доверчивость...

- Да ну, что ты сказать-то хочешь?

- Не... обеспокой как-нибудь, не оскорби.

- Полно, пожалуйста.

- Не скомпрометируй.

- Ну, ты, я вижу, в самом деле пьян.

- Это, друг, ничего, пьян я, или не пьян - это мое дело; пьян да умен, два угодья в нем, а ты им... братом будь.- Минут пять приятели проехали молча, и Журавка опять начал:

- Потому что, что ж хорошего...

- Фу, надоел совсем! Что, я сам будто не знаю,- отговорился Долинский.

- А знаешь, брат, так и помни. Помни, что кто за доверие заплатит нехорошо, тот подлец, Нестор Игнатьич.

- Подлец, Илья Макарович,- шутя отвечал Долинский.

Оба приятеля весело рассмеялись и распростились у гостиницы, тотчас за Николаевским мостом.

На другой день, часу в двенадцатом, Долинский переехал к Прохоровым и прочно водворился у них на жительстве.

- Вчера Илья Макарович целую дорогу все читал мне нотацию, как я должен жить у вас,- рассказывал за вечерним чаем Долинский.

- Он большой наш друг и, к несчастью его, совершенно слепой Аргус,-отвечала Дора.