Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права

В качестве адвоката Лев Николаевич получает разрешение полкового начальства посетить арестованного в камере и ознакомиться со всеми материалами предварительного следствия по уголовному делу. В канцелярии полка выясняется, что обвинительное заключение рядовому уже подготовлено, но пока ещё не предъявлено. То есть предварительное дознание проведено самим военным начальством, что было предусмотрено ст. 1218 Военно-судебного устава, правда, для периода военного времени.

По обязательному требованию, при подготовке к суду Шабунина обследовали полковые лекари, которые установили у него необщительность, склонность к уединению, алкогольную зависимость, но ничего такого, что могло бы помешать привлечению его к уголовной ответственности: солдат психически здоров и вменяем. Тем не менее Лев Николаевич планирует собственную стратегию защиты, основанную именно на психическом нездоровье или внезапном помешательстве подсудимого. После двухчасовой беседы с солдатом граф вышел из арестантской абсолютно убеждённым, что его подзащитный «идиот» в медицинском смысле этого термина: «Да, несомненно, это человек не только очень неразвитой, не только глубоко несчастный, но это субъект, часто поступавший бессознательно, под влиянием первой набежавшей в его голову мысли, как бы абсурдная она ни была, а они хотят судить его, как разумное существо, действовавшее даже с заранее обдуманным намерением… Боже! Какая роковая ошибка, какое заблуждение!» (Бирюков П.И. там же).

Эту же версию подтверждал Н. Овсянников в своём очерке «Эпизод из жизни Л.Н. Толстого», приводя слова самого Льва Николаевича: «Как сейчас помню, я, тогда ещё молодой, энергичный, твёрдо верил, что спасти этого несчастного Шибунина – и следует, потому что он страдал формой особого рода помешательства, называемого идиотизмом, и можно, потому что у меня были кое-какие связи[33], но до произнесения приговора я не желал пользоваться ими… Я разсчитывал, что наш закон, основанный на духе милосердия, сам решит это дело в пользу Шибунина, но… я ошибся» (издание «Посредника» № 1036, Тип. Русского товарищества. М., 1912).

И здесь нам, пожалуй, потребуется ещё одно отступление:

Лев Николаевич Толстой, как известно, был человеком обстоятельным, в каких-то вопросах даже болезненно щепетильным. Удивительно, что такой известный писатель, либерал и гуманист, не изъявил вполне естественного желания встретиться с капитаном Болеславом Яцевичем. Хотя бы объективности ради… Ведь для офицера, чья вина состояла только в том, что он строго требовал исполнения воинского устава всеми своими подчинёнными, происшествие с Шабуниным – это очевидный конец карьеры, а этого отставной артиллерии поручик не понимать не может. Вне зависимости от решения суда, командира роты, как пережившего позорное оскорбление от нижнего чина, перевели бы из полка в другую часть, и не факт, что на равнозначную должность. Конечно, опытные офицеры знают, что никогда нельзя разбираться, тем более наказывать нетрезвого подчинённого до момента его протрезвления или применять к нему силу. Знал ли об этих азбучных правилах капитан, сказать трудно, но ведь в одной из самых популярных среди русского офицерского корпуса книг, написанных георгиевским кавалером и будущим харьковским адвокатом В.М. Кульчицким – «Советы молодому офицеру», – прямо говорилось: «Пьяного никогда не тронь. Если пьян солдат, лично никогда не принимай репрессивных мер, чтобы не подвергнуться оскорблению и протесту, часто бессознательному. Прикажи пьяного взять таким же нижним чинам, как он (но не унтер-офицеру по тем же причинам), а если их нет – полиции. Этим ты пьяного избавишь от преступления в оскорблении офицера или унтер-офицера» (Кульчицкий В.М. Советы молодому офицеру. 3-е издание. Харьков, 1916).