Категорически против Софья Андреевна: «Не могу вместить в свою голову и сердце, что эту повесть, после того как Л.Н. отказался от авторских прав, напечатав об этом в газете, теперь почему-то надо за огромную цену продать в “Ниву” Марксу и отдать эти деньги не внукам, у которых белого хлеба нет, и не бедствующим детям, а совершенно чужим духоборам, которых я никак не могу полюбить больше своих детей. Но зато всему миру будет известно участие Толстого в помощи духоборам, и газеты, и история будут об этом писать. А внуки и дети чёрного хлеба поедят». Как мы с вами понимаем, отсутствие белого хлеба – это метафора.
Благодаря Льву Николаевичу и поддержавшим его в этом деле князю П.А. Кропоткину, Максиму Горькому и Ф.И. Шаляпину удалось собрать необходимую сумму. В результате общих усилий около 8000 сектантов наконец-то получили возможность эмигрировать из Тифлиса в канадские провинции Квебек и Галифакс. В качестве сопровождающих (а дело это было действительно трудное) Лев Николаевич отправляет своего сына Сергея и талантливого и жизнелюбивого художника Леопольда Сулержицкого (Сулера). Им удалось нанять и оборудовать два парохода и успешно перевезти через океан тысячи людей[112]
.Постановления, содержащиеся в приложении к ст. 420 т. Х Свода законов Российской империи, демонстрировали связь между признанием, а следовательно – и защитой имущественных прав автора и его обязанностью соблюдать цензурное законодательство. Законодатель пытался некоторым образом абсорбировать постоянно возникающее противоречие между общественным интересом и личными имущественными интересами автора. Как мы уже говорили, специальный закон устанавливал чёткий порядок наследования прав автора его наследниками после его физической смерти.
В нашем случае была ещё одна сложность, связанная с правовой возможностью публикации многочисленных личных дневников и черновых записей Толстого (фонд составляет не менее 4700 листов).
Как известно, практически всю свою сознательную жизнь Лев Николаевич скрупулёзно записывает свои впечатления и описывает ежедневные события, с ним происходившие. Порой делает это с предельной откровенностью: эти записи просто шокировали неокрепшую душу 18-летней Софьи Берс – его невесты, – когда молодой граф решил быть с ней честным и открыться во всех своих прегрешениях, в том числе интимного свойства.
В своих заметках от 27 марта 1895 года Лев Николаевич по этому поводу написал: