Во время декабрьского восстания 1825 года солдаты кричали под окнами царского дворца: "Да здравствует Конституция!", веря лжи своих офицеров-заговорщиков, будто Николай силой отобрал корону у своего старшего брата Константина и тот идет с войсками на Петербург (из Польши), чтобы стать законным государем, а его жена, их императрица, называется Конституцией. Для Пестеля и его сообщников слово "Конституция" было орудием обмана, средством для достижения своих политических целей, разрушительных для государства. Автор небезызвестной книги "Россия в 1839 году" маркиз де Кюстин передает следующие сказанные в беседе с ним слова Николая I о "Конституции": "...Представительного образа правления я постигнуть не могу. Это правительство лжи, обмана, подкупа ... Покупать голоса, покупать совесть, завлекать одних, чтобы обманывать других, - я с презрением отверг все эти средства, столь позорящие тех, кто подчиняется, сколь и того, кто повелевает ... я никогда не соглашусь управлять каким-либо народом при помощи хитрости и интриг". Собеседник Николая I - француз-путешественник, проявивший в своей книге хлестаковскую "легкость мыслей необыкновенную" в оценке (почти сплошь черной) России, в характеристике ее императора (как деспотического повелителя "шестидесяти миллионов рабов"), на этот раз невольно признается: "Впечатление, произведенное на меня словами императора, было огромно: я чувствовал себя подавленным. Благородство взглядов, откровенность его речи - все это еще более возвышало в моих глазах его всемогущество. Я был, признаюсь в этом, совершенно ослеплен. Человек, которому, несмотря на мои идеи о независимости, я должен был простить, что он является неограниченным властелином 60-миллионного народа, казался мне существом сверхъестественным".
Масонам ковалевским конца XIX - начала XX века не надобно было прибегать к таким дешевым, рассчитанным на наивность толпы трюкам, как заставлять ее выкрикивать под видом женского имени "Конституцию". Уже более изощренные, "цивилизованные" средства идут в ход для обработки "общественного мнения", внедрения в него "конституционных начал", "демократических ценностей", "свободы и прав личности", обезличивая этим идеологическим террором массового человека, делая его рабом чужой воли, враждебной интересам данного государства, данного народа. И поразительно, как "лжедух" (слово из стихотворения К. Аксакова) может до такой степени прельстить "общественное мнение", что оно принимает его даже в свой духовный пантеон как некую святыню. Ведь тот же М. М. Ковалевский, главный масон в России - разрушитель ее государственности, традиционных основ, похоронен (в 1916 году) не где-нибудь, а в самой Александро-Невской Лавре, некрополе выдающихся русских людей, с такой либеральной надписью: "Историку и учителю права, борцу за свободу, равенство и прогресс". И ныне здесь же пристроились такие "демократы"-русофобы, как Собчак, Старовойтова, успокоившаяся, наконец, от своей неугомонной мысли о расчленении России на десятки государств.
Великой ложью нашего времени называл К. П. Победоносцев либерально-демократическую казуистику, рассчитанную на оболванивание масс, на вытравливание в них религиозно-гражданского начала, на превращение их в легко управляемое рабское стадо
[2]. Фигура колоссальная, поистине столп русского религиозного, национально-государственного противостояния западному либерализму, "нигилятине" (Достоевский) в самой России, Победоносцев воплощал в своей личности то нравственно несокрушимое, что сам называл прямотою русского человека. В письме Александру III он писал о поэте В. А. Жуковском: "Кажется, для покойного Государя и для всей России было бы неоценимым благом присутствие - только присутствие - человека с такою душою, с прямым и ясным взглядом русского человека на дела и на людей. С Жуковским - и может быть, с ним только одним - покойный Государь в состоянии был бы говорить прямо..." О "прямых стезях" говорится в Библии (Ис. 40, 3). Но они неведомы тем, о ком Христос сказал: "Ваш отец дьявол" (Ин. 8, 44). Есть одна особенность в средствах выражения "либеральной мысли" [3], не ставшая предметом пристального внимания читателя, но которая (эта особенность) обнаруживает самую суть дела и которую можно назвать "стилистической дьяволиадой". Ну вот хотя бы первый попавшийся на глаза пример из текущей периодики.