Оболочка разума

– Сущий хорек, – вторично не могла не открыть рот ему вслед Сильва Сидоровна. – Глазки красные, будто кровь пьет.

– А как кровь пьют? – сменил инструмент доктор Рыжиков. – Чисто технически…

– Как будто как… – буркнула Сильва. – Все знают. Прокусит жилу и сосет.

– Какую? – дотошно спросил доктор Рыжиков.

– Кто сонную артерию, кто плечевую… Кому что нравится… – Сильва Сидоровна сочла объяснение достаточным.

– Да ну, хороший парень, – возразил Коля Козлов. – Свой в доску.

– Роскошный самец, – оценила Лариска. – Какие запонки!

– Сын затухающего вулкана и медных тарелок, – высказался за своего удалившегося шефа почтительный Сулейман.

– Сохраните-ка такой оптимизм не то что с горбом, а с прыщом на носу, – посоветовал своему окружению доктор Рыжиков, любуясь устрашающими огрызками туркутюковских челюстей.

– У кого прыщ на носу? – появился в двери Черчилль, дожевывая бутерброд с селедкой. – Насчет прыщей в носу есть гениальное средство. Одеколон «Гвоздика», концентрированный. Только вовремя, пока намечается. А если разовьется, то всё, разнесет как картошку. Так у кого это прыщ?

Никто не захотел сознаться.

– Приятного аппетита, – сказал доктор Рыжиков. – Как там обед?

– А ничего! – облизнулся косметик. – Там такая очаровательная кусачая штучка. Глаза зеленые, грудь маленькая, просто прелесть! Смотрит – будто сейчас коготками царапнет. Я это дело обожаю!

– Кстати, – посмотрел Коля Козлов на деликатно промолчавшего доктора Рыжикова, – она может и по роже.

– Что? – не разобрал Черчилль.

– У нее парень, – почти с гордостью будущего тестя сообщил доктор Рыжиков, – второе место в городе по культуризму.

– А папаша – воздушный десантник, – добавила рыжая кошка.

– Ненавижу культуристов! – отрубил Черчилль, взбираясь на табуретку.

– Скажите-ка! – явно удивилась рыжая. – За что?

– Я умных культуристов не встречал. По-моему, тут развивается обратная пропорция: чем рельефнее мускулы, тем глаже извилины.

Доктор Рыжиков не без злорадства представил при этом Валеру Малышева.

И приказал:

– Лариса, Сулейман! Давайте в очередь обедать! Скоро будет нужна грубая физическая сила.

Рыжая моментально исчезла глянуть на коридорную соперницу. Сулейман застенчиво помедлил – как оказалось, в пользу другого едока.

– А там еще остался бутербродик? – поинтересовался притихший было Черчилль. – А то заснуть можно, пока дождемся зашивания. А если я засну стоя, упаду с табуретки.

В коридоре Валерия одной рукой оттянула со рта рыжей Лариски марлю, а другой ловко заправила его кусочком хлеба с ветчиной и завершила глотком кефира. Лариска благодарно замычала и скрылась. Это был годами отработанный ритуал.

Черчилль, увидев это, тоже разинул свой огромный, как у нахального птенца кукушки, рот. Валерия чуть отшатнулась: «Нестерильные сами!» Черчилль выбрал самый большой кусок ветчины и одним глотком ополовинил бутылку кефира.

– Сколько можно?! – возмутилась Валерия. – Там еще люди!

– У них нет аппетита, – нагло заявил Черчилль. – Между прочим, мне писали благодарственные письма Любовь Орлова, Людмила Шагалова, Аллочка Ларионова. Могу прислать фотокарточки с личным автографом. А мой процедурный кабинет – уникальный по оборудованию. Неужели не хотите посмотреть?

…– Только бы не перепутать лицевые нервы, – наставлял доктор Рыжиков свой народ. – А то выйдет мимика наоборот, как у болгар «да» и «нет». Будет смеяться – как плакать, а плакать – как смеяться…

– «Человек, который смеялся»? – высказал догадку Сулейман.

– Так точно, – похвалил его за классику доктор Рыжиков.

– Вот он, наверное, настоящий компрачикос, – сказал Сулейман еще об одном представлении кизыл-арватского детства, которое, увы, совпало с обликом консультанта. – Такой шикарный… Вот это справедливо, Юрий Петрович?

– Что? – грызанул доктор Петрович щипцами особо твердую челюстную косточку. – Уф…

– Давайте я, – подменил Сулейман. – Это уже моя область. Что вы на своей работе таким потом обливаетесь, еще от страха волосы седеют… Не там… резанете… А он красивых женщин по лицу гладит… И в золоте как падишах ходит… – Последние слова он прокряхтел с трудом.

– Не жмите так отчаянно, – предупредил доктор Рыжиков. – Потом неделю кистью не пошевельнете. И вы всему верите?

– Чему? – Сулейман перевел дыхание над кровоточащим огрызком, даже отдаленно не похожим на красивую цветную иллюстрацию, сделанную рыжиковской рукой. Эту реальность не передал бы и Гойя.

Лариса услужливо запшикала промывательной клизмой.

– Что он тут хорохорится? – сделал доктор Петрович первую примерку пластмассового вкладыша. – Дайте теперь я догрызу. Это фигурная работа, резьба по кости… Уф… Вот поедете к нему сдавать больного… На отделку… Увидите обожженных… облитых кислотой… порезанных… от рождения несчастных… Их гораздо больше, чем знаменитых актрис… Просто ему так…

– Он же меня приглашал приехать! – оскорбилась за свою попранную честь первая красавица операционной. – А вы меня под замок? Разлучить хотите человека с сердечным влечением?

– Просто спасаю вас от Черномора, похитителя Людмил… и Ларис…