Оболочка разума

– Хорошо, что есть руки, а к рукам напильник, – полез доктор Рыжиков в блестящий ящик со стерильным содержимым. – Теперь вместо двух минут – два часа…

– В вашем лице я почему-то уверен, – заверил мистер Черчилль рыжую совратительницу. – Оно прекрасно.

– Зачем тогда мне ваша маникюрня? – Она совсем склонилась, продевая в дырочки черепа, просверленные доктором Петровичем суровые надежные шпагаты.

– Затем, что все мечтают! – изумился он. – Какая у меня здесь очередь, не видели? Провинциалочки…

– Ушко тоже сотрется, – наводил мастер на изделии последние мазки, по-слесарному действуя стерильным рашпилем из детского набора. – Новое надо колоть. И бровь подогнуть… Внимание, товарищи апачи…

– Почему апачи? – переключился на него Черчилль.

– Потому что гуроны, – прошаркал доктор Рыжиков напильником, – племя презренное и лживое. Коварные, трусливые, неблагодарные, низкие. С черной, как гудрон, душой. А мы, апачи, полны всех достоинств. Горды, умны и благородны.

– Почему? – еще больше заинтересовался Черчилль.

– Потому что апачи помогали англичанам, а гуроны – французам. А Купер – англичанин…

– Какой Купер? – всерьез задело Черчилля.

– Который Фенимор, – познакомил их доктор Петрович. – И только в одном благородные апачи и черные гуроны похожи друг на друга.

– В чем? – спросили уже несколько слушателей.

– Скальпы они снимали одинаково: со лба на затылок. И очень ловко. А почему одинаково, хоть у них и татуировки, и перья были разные, и даже пляски у костра?

– Почему? – Теперь уже равнодушных не осталось.

– Потому что этому их научили европейцы, то есть мы. Это свинство у них завезенное, а не местное. И нечего клеветать на бедных детей природы. Они гораздо воспитанней нас.

Черчилль на своей трибуне хохотнул. Сильва Сидоровна, зачарованная его фигурой на табурете, приоткрыла рот под марлей. Ее протянутая рука с ниточкой повисла в воздухе. А уж ее-то мало чем на свете можно удивить. Почти что и нечем.

– Так, братцы кролики, – сказал доктор Петрович, когда лобно-теменной плекс был пристроен и дело подошло к основанию носа. – И все же приятнее быть творцом, чем живодером. Мы с вами можем представить, что ощущал господь бог, когда замешивал нас с вами из подручной глины. Как он сегодня хорошо себя ведет – и почти не кровит! Вот что значит правильная обработка…

– Кто не кровит, бог? – снова удивился Черчилль, которому надоело стоять на табурете.

– Откройте на страничке пять, – попросил доктор Рыжиков. – И держите повыше. Когда закончим верх, можно начать обедать. По очереди, в коридоре. Сулейман, подставляйте правую скулу…

И правая скула, заранее прокипяченная, пропаренная, проспиртованная, прислонилась к такому же искусственному виску. Примерилась. Вроде подошла. И переносица встала как в гнездышко.

– Обед – это прекрасно! – воскликнул Черчилль. – Я так проголодался!

– Тише! – метнула трагический взгляд Аве Мария Козлова.

От ее первого слова, произнесенного в эти часы, Черчилль тоже остолбенел.

– Маска с прекрасными глазами! Хотите, дам вам без очереди консультацию по красоте?!

– А как же я? – обиделась рыжая кошка Лариска. – Вы что же, меня бросили?

– Тут ходит такой здоровый парень в тельняшке, – предупредил доктор Рыжиков. – Он покурить вышел, видели? Это ее муж.

– Ну и что? – высокомерно отозвался Черчилль, как видно не любивший упоминания в своем присутствии о здоровых высоких парнях с прямой спиной. – Не в высоте счастье. И надо сразу предупреждать! А что вообще такого в консультации?.. – Его голос сорвался, как у обиженного мальчишки.

– Коля, посмотрите у него зрачки, – попросил вошедшего доктор Петрович. – Пообедали? Как там они? Как сегодня обед?

– В самый раз, – сказал Коля о зрачках и обеде.

Зрачки у Туркутюкова были в самый раз. Как будто он вдыхал не кислород с эфиром, а спал на природе, в тени цветущих лип, на траве.

– Будем зашивать верх, а потом резать низ или потом зашьем все вместе? – спросил совета доктор Рыжиков.

– Надо зашить, а то там пересохнет, – предложила рыжая ассистентша.

– Вы что, с ума сошли?! – сердито прозвучало с табуретки. – Зашьете врозь, а потом рожа перекосится! Низ и верх не сойдутся! Прикройте тампончиками аккуратно и работайте внизу! А я пошел обедать. Где это там обед?

– Если бы мы были хлорофилловые благодаря эволюции, – пустился доктор Рыжиков в свои любимые предположения, – то питались бы углекислым газом. А выдыхали бы кислород. Не надо хлеба и мяса, не надо молока и масла, хватит одного солнечного света. И у каждого на голове распускается достойная его корона. У кого розовый куст, у кого лопух, у кого лавровый венок… Тогда желудок будет как сейчас аппендикс…

Под это хлорофилловое дело он уже начал вскрывать застарелые рубцы на месте отсутствующего туркутюковского подбородка. Кряхтение возобновилось.

– Ну, у меня еще желудок не аппендикс! – похвастался Черчилль и широко зевнул. – Так где там обед?

– Сразу в коридоре увидите, – ответил пообедавший Коля Козлов. – Пароль: меняю портативный череп бегемота на бутерброд с селедкой и два кофе. Не забудьте.