– Ты ведь придешь ко мне сегодня ночью, не так ли?
Сердце Джулианны едва не выпрыгнуло из груди от волнения. Конечно, она придет, ведь отныне они были любовниками.
Но как же спросить Шарля о его чувствах? И почему это казалось ей таким необходимым? В конце концов, он уже занимался с ней любовью.
– Ты собираешься сегодня отправиться в Сент-Джаст или Пензанс?
В некотором смысле эта смена темы разговора была весьма кстати.
– Я не планировала поездок. Да и зачем?
– Я с нетерпением жду новостей, особенно о войне и последних декретах, принятых в Париже, – объяснил Шарль, делая глоток чаю.
– Вчера у меня не было времени узнать новости, – ответила Джулианна. – Амелия вечно куда-то спешит.
– А ты не могла бы съездить сегодня в Пензанс, просто чтобы выяснить новости – возможно, спросить у твоего друга, Трейтона?
– Разумеется, – согласилась Джулианна, удивленная тем, что он вспомнил Тома. Ведь она упомянула о своем друге лишь однажды.
– Я был бы за это весьма признателен.
Шарль пронзил Джулианну взглядом – так, словно желал узнать все ее самые сокровенные, личные тайны. На мгновение ей стало неловко. Казалось, что она выражает свои чувства довольно открыто; Шарль же, напротив, был очень сдержан. Джулианна никогда не знала, о чем он думает на самом деле. Шарль продолжал пристально смотреть на нее.
– В чем дело? Почему ты так на меня смотришь?
– Почему я, Джулианна?
Выходит, он хотел серьезно обсудить их роман. Встревоженная, Джулианна замялась.
– Мы стали хорошими друзьями – близкими друзьями, – осторожно сказала она.
Шарль погрузился в молчание. После небольшой паузы он ответил:
– Да, это так.
– Мы боремся ради одной великой цели.
Он снова помедлил перед тем, как ответить:
– Да, мы высоко ценим свободу.
– Я уважаю тебя и безмерно тобой восхищаюсь. – Она наконец-то осмелилась взглянуть Шарлю в глаза. Его взгляд по-прежнему был пронзительным, глубоким.
Он снова помолчал, погрузившись в раздумья, потом промолвил:
– Я польщен. Но ты поставила под угрозу свою репутацию.
– Меня не заботит моя репутация, Шарль, – ответила Джулианна, нисколько не кривя душой.
– Все женщины заботятся о своей репутации, – улыбнулся Шарль.
Она расплылась в ответной улыбке:
– За исключением одной.
Его глаза заискрились игривыми огоньками.
– И почему же, скажи на милость, ты ни в грош не ставишь собственную репутацию?
Джулианна уже не стеснялась открыто делиться с ним своими чувствами.
– Я не такая, как остальные женщины. И не только потому, что отстаиваю радикальные взгляды. До войны, когда меня еще принимали в соседских домах, за спиной меня называли странной – я даже слышала в свой адрес определение «мужеподобная», а все потому, что я образованна, начитанна и имею на все свое мнение. Помнится, мне было лет двенадцать – тринадцать, когда соседка сказала маме, что я вечно рвусь отстаивать свою точку зрения, и посоветовала исправить эту черту характера. – Джулианна улыбнулась, хотя в свое время критическое замечание леди Делавэр больно ранило ее. – Та леди сказала моей матери, что я никогда не заполучу мужа, если меня не заставят замолчать.
Шарль сосредоточенно внимал, устремив на Джулианну испытующий взгляд. Она пожала плечами:
– Не знаю, почему я не такая, как все. Не знаю, почему меня нисколько не волнуют изысканные шелка, жемчуга и красивые поклонники. Не знаю – но меня все это действительно не беспокоит.
Шарль наконец-то улыбнулся:
– Я не могу представить тебя страстно жаждущей заполучить шелковое бальное платье, хотя ты восхитительно смотрелась бы в нем.
Она вспыхнула:
– Очевидно, что все эти бальные платья мне совершенно ни к чему.
– Ты никогда не была на балу?
– Нет. Это было бы довольно лицемерно с моей стороны, тебе так не кажется?
Джулианна отстаивала эту позицию, хотя в глубине души признавала, что бал – поистине великолепное действо. И присутствие на паре балов не стало бы серьезным прегрешением, но только не для того, кто неустанно боролся за свободу для простых людей, если бы, конечно, у нее вообще была возможность бывать на балах.
– Никто и никогда не обвинил бы тебя в лицемерии.
Джулианна улыбнулась:
– Благодарю.
Какое-то время Шарль задумчиво смотрел на нее.
– Мне очень жаль, что соседи не в состоянии оценить твой сильный характер и целостность натуры.
Поколебавшись, она призналась:
– Многие двери, которые когда-то были открыты для меня, теперь закрылись.
Разумеется, эта ситуация огорчала ее – и даже порой заставляла страдать, – ведь Джулианна так хорошо знала всех вокруг. Но она не могла притворяться, изображая из себя ту, какой не была.
– Быть изгнанницей нелегко, – тихо заметил Шарль, коснувшись ее щеки.
– Ну, меня едва ли можно назвать изгнанницей! – вздохнула Джулианна. – Некоторых в нашем округе ненавидят гораздо больше меня. А самыми грубыми, как правило, оказываются те же самые люди, что сильно боятся перемен во Франции. Я понимаю их страх, и это помогает справляться с их неприязнью. Я не питаю к ним ответной ненависти.
– Нет, ты никогда не стала бы ненавидеть – никого, даже своих политических врагов.
Она вскинула голову, пристально взглянув на Шарля: