Оборотень

— Господин полковник доводит до сведения господина майора, что некоторые из тех, чьи подписи значатся на этом заявлении, лично обращались к нему и просили командование войск США предоставить им убежище, так как опасаются преследования со стороны советских властей. Возможно, что это коллективное заявление написано под угрозой какого-либо агитатора…

— Ложь! — перебил Кузьмин. — Товарищ майор! Никто нас не агитировал! Это они сами ведут в лагере свою агитацию. Вот, прочитайте, что написано тут про нас, про Советский Союз! — Он порылся в кармане, достал смятый листок и, расправив, положил его на стол перед майором. — Нам нечего бояться! Мы не совершили никакого преступления… Это наше несчастье, что мы попали сюда…

— Товарищ Кузьмин, прошу вас говорить спокойнее. Я для того и прислан, чтобы выяснить все обстоятельства вашего пребывания в лагере… Судя по документам (майор положил руку на лежащие перед ним бумаги), вы не являетесь военнопленным. Это правда?

— Да…

— И все же находились на территории Германии. Что же, в таком случае, побудило вас оставить Россию? Отвечайте точнее, это необходимо и мне, и господину коменданту.

— Товарищ майор! Ведь вы же знаете, что фашисты насильно угоняли наших людей в Германию. Таких, как я, тысячи… Нас заставляли работать…

— Прошу прощения, — вмешался в разговор переводчик, — господин полковник просит напомнить господину Кузьмину, что при опросе он назвался работником одного советского завода и, следовательно, имел в свое время полную возможность эвакуироваться.

— Да, это правда, я поступил на завод, но работать мне не пришлось… я могу объяснить…

Майор встал из-за стола и, подойдя к Кузьмину, дружески взял его под руку.

— Дорогой товарищ! Вы видите, как наши друзья-американцы беспокоятся, чтобы на родине с вами не случилась какая-либо беда. Поэтому расскажите нам подробнее о себе; не волнуйтесь, сядьте вот сюда и рассказывайте. Вот так! Хотите закурить?

— Спасибо, товарищ майор… Я не курю.

Кузьмин опустился в подставленное ему майором кресло и только сейчас почувствовал во всем теле страшную усталость; колени его дрожали, в ушах стоял шум… Но он превозмог слабость и начал свой рассказ.

Рассказ был короток. Весной сорок первого года Кузьмин закончил институт и получил направление на машиностроительный завод в одном из подмосковных районов. Оформившись на работу, собирался использовать полагавшийся ему месячный отпуск, чтобы навестить родственников, проживавших на Смоленщине. В дороге заболел воспалением легких и больше двух месяцев пролежал в больнице города Рославля. Когда же встал на ноги, — весь этот район был уже оккупирован немцами. До родного села ему так и не удалось добраться; по слухам, оно было сожжено дотла.

— Когда я вышел из больницы, гитлеровцы сразу же взяли меня на учет… И вскоре угнали в Германию. Я знаю, мне следовало бы попытаться перейти фронт… или уйти в партизаны… но я не сумел. Я был очень слаб после болезни… вы должны понять меня, товарищ майор!

Во все время рассказа майор слушал чрезвычайно внимательно, то и дело отмечая что-то в своем блокноте. Раз только он прервал Кузьмина, попросив подробнее сказать о заводе, на котором ему предстояло работать.

— Это завод сельскохозяйственных машин, — отвечал Кузьмин. — Он выпускал сложные молотилки и различные зерноочистительные машины.

Майор обратился к переводчику:

— Скажите господину коменданту, что комиссия не видит причины, мешающей возвращению этого молодого человека в Советский Союз.

Комендант что-то пробурчал, утвердительно кивнув.

— Итак, товарищ Кузьмин, могу вас поздравить. Скоро вы будете на родине и сможете снова получить работу на вашем заводе… Кстати, у вас не сохранилось ли каких-либо документов, удостоверяющих вашу личность?

— Какие же могут быть документы, товарищ майор! Когда я лежал в больнице, все мои бумаги хранились в канцелярии… и немцы, очевидно, захватили их. Я получил только справку из фашистской комендатуры.

— Жаль, очень жаль. Но, может быть, вы назовете кого-нибудь из работников завода, кто хорошо знает вас?

— Я же говорил вам, что работать мне не пришлось. Но в отделе кадров должен сохраниться мой личный листок…

— Так, так. Значит, на всем заводе нет никого, кто бы знал вас в лицо? Подумайте, припомните, это очень важно!

— Постойте, постойте… Перед тем как уехать, я зашел к начальнику цеха и провел у него весь вечер… он должен помнить меня…

— Его имя?

— Григоров, Василий Антонович. Я ему много рассказывал о себе… Разумеется, он запомнил меня! Наведите справки, если это нужно!

— Очень хорошо. Но, может быть, никаких справок и не потребуется. Это так, на всякий случай. А теперь (майор порылся в своих папках и достал оттуда что-то), поглядите сюда, товарищ инженер, узнаете вы эту книжку?

— Мой комсомольский билет! — в волнении Кузьмин вскочил со стула. — Мой билет… Откуда он у вас?

Майор рассмеялся.