– Ты мне историю Баскервилей втюхиваешь? – вздохнул Илья, глядя на обложку книги в руках друга. – Ничего оригинальнее не придумал? Все, как там написано?
– Да, я заново перечитываю «Собаку», и кое-что видится мне по-новому. Разве не ты говорил, что когда велосипед уже существует, нет смысла изобретать его заново?
– Мало ли что я говорил? Мы все много чего говорили…
– Сам посуди, – с воодушевлением продолжал доктор. – Полухин привел тебя к логову зверя, потому что ему
– Идти на такой риск, чтобы, заполучив наследство, скрыться и все бросить?
– Должно быть, его совесть замучила, – неуверенно молвил Антон. – Иногда грех становится слишком тяжким грузом! К тому же Полухину легче умереть, чем быть разоблаченным… особенно перед женой. Ему гордыня не позволила бы так низко упасть в ее глазах!
– Почему же он сам не застрелил свою собаку, когда нужда в ней отпала? Ты задавал себе этот вопрос?
– Не знаю! Может, рука не поднималась… Все-таки собака была ему предана и выполнила свою задачу. Не всегда можно понять ход мыслей другого человека! Психика – штука весьма тонкая. Кстати, частые отлучки Полухина могут говорить о том, что он либо пытался найти и поймать собаку…
– Либо?
– Продолжал носить ей еду, чтобы она не слишком зверствовала.
– Противоречивые выводы, – усмехнулся Илья. – То собака сбежала, то хозяин продолжал ее кормить. То он ее искал, то ему было известно, где ее логово. Ты уж как-то определись.
– Эти мелочи рано или поздно прояснятся! – вспыхнул доктор и раздраженно добавил. – Что же это за гигантская порода собак? Помесь мастиффа с волкодавом?
– Между прочим, дядюшка мог отписать свою недвижимость и деньги кому угодно, в частности родному брату, то бишь отцу Николая. У племянника не было гарантии, что все достанется ему. По-твоему, тогда бы он и отца убил?
Антон пожал плечами. Родственные чувства порой отступают на второй план перед чувствами к женщине. Страсть толкает людей на чудовищные вещи. А Николай Полухин страстно любил свою очаровательную супругу.
– Жаль, что нельзя спросить у Ирины, было ли ее мужу известно о завещании дяди. Не хочу бередить ей душу.
– Да, лучше ее не трогать.
– Она тебе нравится! – выпалил доктор. – Давай начистоту, братишка. Когда речь идет о любви, законы человеческие и божеские легко переступить! Мораль, совесть, духовные ценности запросто приносятся в жертву страсти…
– Ты мне проповедь читаешь? – злобно перебил Илья. –
– Прости, – смущенно пробормотал друг.
Оба надолго замолчали, наблюдая за неутомимой пляской языков пламени, пожирающих сухое дерево. Разве охваченная любовным экстазом душа не так же сгорает в огне вожделения? Когда пламя отшумит, оставив после себя угли, искры и пепел, человек превращается в руину.
– Любовь разрушительна… Она беспощадна к отвергнутому, но даже желанная взаимность таит в себе невидимые до поры угрозы.
– Как поэтично! – презрительно заметил Илья. – Не будь у тебя алиби, я бы заподозрил в убийстве тебя!
– Слава богу, что я был на виду, когда вы с Полухиным бродили по болотам. Не обижайся, но… я хочу задать вопрос, который тебе уже задавали много раз. Ты четко помнишь, как стрелял в зверя? Болотный газ может вызывать галлюцинации…
– Думаешь, я не пытаюсь понять, что случилось на самом деле? Да, я стрелял… потом смотрел, как трясина засасывает чудовище… Могу ли я поклясться, что это не было бредовое видение под действием ядовитых газов?.. Нет. Проверить мои слова невозможно, вот что плохо! Я сам не прочь убедиться, что монстр, который выскочил на меня из тумана, – не вымысел, не причудливая игра воображения… и что мои пули попали в цель. Касательно Полухина… мне нечего добавить к уже сказанному. Просто нечего!..
Глава 45
Поленья в камине потрескивали, отблески пламени придавали окружающей обстановке некую зловещую ауру. Антон ощущал, что друг недоговаривает. Какие-то известные только ему факты остаются в тени.
– Ты мне не доверяешь? – спросил он, перекладывая книгу из руки в руку.
– Я и себе не доверяю! – отрезал Илья и язвительно добавил. – В твою теорию не укладываются две вещи: манок и пластиковые «лапы», с помощью которых Воронин в тот памятный нам всем вечер наставил следов на крыльце.
Доктор обомлел от неожиданности и переспросил:
–