Оборотни Его Величества

– Kholled’ven, – пожал плечами Вилль. – Thie narrash att[27].

– Tshh-haaa… Ashvett Theare[28]… – с издевкой просипел выжлятник и прищелкнул языком. Мох у алтаря зашевелился, словно под ним извивались гигантские черви, череп с вершины груды сухо застучал вниз, и несколько мгновений спустя два миелл-тьярра уже сидели по бокам от хозяина, как верные стражи. Проклятый приосанился, задрав острый подбородок. Н-да, мания величия никого не красит, а уж этого косорылого…

– Venne. Avatte d’Shaattar. Mirabelle Daenna ashvettenn att[29].

Собственно, больше выяснять нечего, и аватар зашагал к алтарю, чавкая по сырому мху. Даже не пытаясь убежать или напасть, про́клятый поднес рог к черным губам. На сей раз звук был, как в книгах описывается: высокий, чистый и такой густой, что казалось, еще немного, и сама Поднебесная Цепь содрогнется. Арвиэль Винтерфелл фанфары не любил, а потому снес башку возмутителю тишины. Вот так просто. Безо всякого боя. Не считать же сопротивлением изумленное вяканье псов, когда добыча, только что целенаправленно перевшая прямо в пасти, вдруг взвилась под свод и приземлилась уже за алтарем?

«Вот песец остроухий, совсем обленился. Небось давно забыл, с какой стороны за клинок браться», – думал Вилль, равнодушно наблюдая, как исчезает кровь на лезвии Льда. Обыкновенная, красная. От тела остался рыжеватый костяк, при касании рассыпавшийся в прах; так же бесславно сгинули миелл-тьярры. Только череп таращился с алтаря пустыми глазницами…

Это был первый эльф, убитый аватаром. Пусть измененный, потерявший рассудок и сущность, но все же сородич. Волчонок с детства презирал в людях способность убить себе подобного, а теперь… Наверное, что-то должно было дрогнуть внутри. Однако совесть, корившая за расправу в скадарской лаборатории, молчала.

Рог Вилль прихватил с собой – пусть л’лэрд посмотрит.

Спутники обнаружились на подступах к деревеньке, притом непонятно, кто кого поддерживал – шли в обнимку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у Триш дрожат ноги, а Шантэль трясется целиком. И немудрено.

– Вы что, в святой кринице решили искупнуться, да постеснялись оголить протез при сударыне?! – спустившись, поинтересовался Вилль.

– Иди-дите к лешему, Ви-ви-вин… – Шантэль проглотил длинную фамилию. – То-только снача-чала плечо впры-пры…

– Ах н-нет, сударь, снача-чала в сухо-хое пыр-пыр-пыр… – перебила белая как мел Триш.

– Вы не против заняться всем этим в комфортных условиях? – предложил гвардеец, ткнув большим пальцем за плечо.

Пока он растапливал печь в облюбованной избе, Триш раздобыла сухую одежду. Шантэль чихал безостановочно и ворчать не успевал, так что без протестов переоделся в штаны с начесом и небеленую рубаху навыпуск, даже валенки обул, правда, протез опять никому не показал – облачался за пологом, сымпровизированным из простыни. Выбитое плечо вправили. Триш музыкально поскрипела зубами за л’лэрда, скривив при этом мученическую гримасу. Шантэль так засмотрелся на дергающийся глаз и выгнутый коромыслом рот ученицы, что боли, похоже, не почувствовал.

– Эти миелл-тьярры – предшественники нынешних пород, – спокойно хлебнув только что вынутый из печки чай, пояснил л’лэрд. – Сейчас мы выращиваем исключительно сторожевых псов, а мхи сродни гончим по духу, но набор качеств у них не намного выше, чем у дворняг. Вот ваш, кхм, Йожик, сударыня, – миелл-тьярр породистый. Он не ослушается команды, без приказа не сцепится с другим псом и не нападет на хозяев дома, который сторожит, даже если те будут над ним издеваться, как ваш братец. Во время боевой трансформации кора и колючки шиповника становятся прочными, как мореный дуб, лозы виноградов эластичны, а плющи стреляют ядовитыми иглами. У мхов этих приспособлений не предусмотрено: средств нападения почти никаких, а отсеченные части отмирают мгновенно. Они уязвимы и постоянно находятся в процессе регенерации, поэтому прожорливы. Их жизнь – непрерывный гон, и даже если свора не голодна, они будут охотиться впрок. Причем бесполезно удерживать их на сворке: хозяина не тронут, но сорвутся все равно. К тому же… ммм… заводчик выращивал только выжлака, а тот способен воспроизвести десять – четырнадцать бесплодных особей за всю жизнь. Свою свору. Так вот в течение года после размножения и родитель и молодняк еще ненасытней обычного.

– Зачем же вы их выращивали? – спросила Триш.

– Наш первый опыт по пробуждению разума в представителях растительного царства – не слишком удачный, но необходимый старт. Сторожей мы выращиваем из окультуренных видов, способных не только защитить, но и украсить дом. Они отлично приживаются поодиночке, не погибают после смерти хозяина, как предшественники, и у каждой породы свой индивидуальный характер. Опять же рождаемость заводчик контролирует. Неплохая альтернатива мантикорам Геллеры, да, Винтерфелл? – Шантэль хмыкнул. – Только далеко не каждый из нас доверит своего питомца человеку…