— Тогда слушайте, — и Заудор начал рассказ: — Дашэ родилась и жила в самом обыкновенном мире. В нем не было магии, оборотней и других волшебных существ. Здесь вообще не было ничего необычного, кроме самой Дашэ. Но пока она была маленькая, никто, в том числе и она сама, об этом не знал, поэтому она жила со своей матерью, как и многие другие маленькие девочки. Мать ее, вдова бедного художника, распродавала после смерти мужа его небольшое имущество и картины, не желая возвращаться в дом отца, сурового религиозного старика. Но с каждым днем вещей оставалось все меньше, а за картины давали слишком мало денег, поэтому, непривычная к нужде и тоске, она согласилась выйти замуж за местного судью, как ни удивительно, но своей суровостью и сухостью необычайно похожего на ее отца, и тихо зажила бледной тенью своего мрачного мужа. Отчим не обижал Дашэ, можно даже сказать, что он не замечал ее, если девочка вела себя тихо. А она, не придя в себя после смерти отца, и не хотела веселиться. В солнечные дни она выходила в сад, а в дождливые сидела в своей маленькой каморке в мансарде и рисовала оставшимися от отца красками. И вот тут-то выяснилось, что Дашэ — девочка необыкновенная. Ее рисунки были не просто необычайно реалистичны, они были почти совсем живыми. Птичка, бабочка, цветок казались замершими, готовыми жить, петь, летать и цвести, как только им это будет позволено. И в один хмурый осенний день, когда света для рисования было недостаточно, Дашэ, перебирая свои рисунки, задумалась, глядя на изображение мышонка. Она вспомнила, как ее веселый отец, несмотря на добродушное ворчание матери, подкармливал живущего в кухне за печкой мышонка крошками от печенья, и они с дочкой весело смеялись. Казалось, даже мышонок, утащивший сладкий кусочек к себе в норку весело смеется вместе с ними. Погруженная в свои счастливые воспоминания девочка погладила спинку нарисованного мышонка и от всего сердца пожелала, чтобы хотя бы он был весел и счастлив, как их семья когда-то. И вдруг маленький грызун соскочил с бумажного листа на пол, отряхнулся и стремительно унесся за старый выцветший гобелен, висящий на стене. Девочка опомнилась, вскочила и с недоумением уставилась на чистый листок бумаги. Потрясенная чудом, Дашэ кинулась к матери, спеша рассказать ей о волшебном мышонке. Усталая женщина, к тому же снова беременная, не хотела вслушиваться в глупую болтовню ребенка, но тогда девочка принесла свои картинки и стала убеждать нарисованную птичку, сидящую на цветущей ветке, взлететь, чтобы мама тоже могла увидеть волшебство. И чудо повторилось, птица взлетела с бумажного листа и начала биться в оконное стекло, а на пол упала цветущая яблоневая ветка. Но, увы, мать вовсе не обрадовалась, она завизжала, на ее крики прибежал муж, и девочку оттащили в ее комнату в мансарде, но в этот раз она услышала, как щелкнул замок. Снизу раздавались крик отчима и причитания матери. Дашэ разобрала «вселился дьявол» и «никто не должен узнать». После чего, отчим тяжело поднялся по лестнице, вошел в ее комнату и, не обращая внимания на просьбы и рыдания девочки, бросил в пылающий камин и ее рисунки, и краски, и карандаши. Он сказал, что она будет жить теперь здесь, никуда не выходя, и читать душеспасительные религиозные книги, пока не избавится от Дьявола, вселившегося в нее. Рыдающая Дашэ ничего не поняла про дьявольские происки и исправление, ведь она не делала ничего плохого. Поняла лишь, что больше нельзя ей будет рисовать, выходить в сад и даже кушать вместе с мамой. Сначала девочка надеялась, что наказание скоро закончится, и мама выпустит ее из комнаты, просила прощения, когда молчащая и прячущая глаза мать приносила ей еду и забирала тарелки, умоляла пустить в сад погулять или хотя бы принести альбом и карандаши, но все ее мольбы были тщетны, и малышку охватили апатия и безнадежность. Так закончилась ее прежняя жизнь, и началось заточение, которое растянулось на долгие годы…