Оборотни особого назначения

Надо как-то придумать, что делать, потому что с каждой секундой сдерживаться всё труднее и труднее. Тьфу, пропасть! Я объявил привал, в приказном порядке оставил Точку со скунсом. Пусть что-нибудь на своей сковороде сварганит…

А сам рванул прочь! Пересижу. Не может же у неё течка вечность продолжаться? В караване не пахла… Сколько, кстати, ждать? И как мне, пустотник меня возьми, «сидеть подальше» и одновременно глаз не спускать с этой компании малолеток — девчонки и белки?! Ладно Точка, она медоедка, у нее шансы больше, но это СЕЛЬВА! Тут без опыта и навыка даже бронированный носорог не выживет!

Ладно, где наша не пропадала. Пока сидит жарит чего-то на своей сковородке — можно отбежать и залечь в кустах, отдышаться.

Я не учел только одного. Медоед живет не только в моей голове, в Точкиной обосновалась такая же живучая, упёртая и своевольная тварь. И эта мохнатая задница, пустотника мне в шлюзу, тоже учуяла моего зверя!

И если белк служил хоть и хреновым, но всё же сдерживающим фактором, то своим уходом я сам себя в ловушку загнал! Только поудобнее устроился на груде листьев и приготовился медитировать на самоконтроль, раздался шорох. И еще один… и…

Точка вышла из-за дерева и с каким-то лихорадочно-нездоровым любопытством уставилась на меня. Голову к плечу склонила, и стоит… дышит! Сиськами, пустотника мне в дюзу-у! Я что, железный?! Да без всякого медоеда, мать его перемать через шлюз в три конца с оборотом!!!

Но я же упёртый, да? Мужик решил — мужик сделал.

— Нет! — рявкнул я на Точку, хотя девочка ни в чём не виновата.

— Не-ет? — томно протянула она, так выгибая бровь и вздыхая, что я аж задохнулся. И жарко стало. Невозможно жарко! И медоед дурного носителя изнутри когтями рвёт. И голосит, гад, на весь мозг, что это самка! САМКА! ЕГО ВИДА! Течная, мать мою в пустоту на три парсека…

— Нет!

— Ладно, — Точка согласилась подозрительно легко.

С чего бы? Заподозрил, что не просто так, я не зря.

— Тогда подерёмся!

Радостно так заявила! И на меня прыгнула.

Точка:

Где-то в кроне весело насвистывал свою брачную песню невидимый птичий самец. Я пошевелила ушами и лениво перекатилась на спину. Потом подумала немного и обернулась. Но осталась при этом лежать на груде теплых мягких листьев, которую мы с Карлом сгребли в процессе… мммм… драки.

Положив подбородок на мохнатую спину медоеда, я запустила обе руки ему в шерсть и начала почесывать, отчего здоровенный зверюга — он оказался чуть ли не в полтора раза больше моей медоедочки, заурчал, как трактор, и перекатился на спину, подставляя для почесывания мягкое пузо.

Вот, другое дело. А то «нет» да «нет».

Впрочем, подрались мы тоже здорово, я его даже пару раз укусила за куда достала. Один раз, кажется, за задницу, причем за человеческую и человеческими же зубами. А нефиг было пытаться внушить мне, что я развратная девица, и уползти в кусты!

Я и без него в курсе про развратную девицу. Очень… очень развратную. Прям даже не ожидала от себя такого. И медоедка тут не при чем — начали развратничать мы еще человеками. Ну и увлеклись маленько… примерно до утра. А на рассвете своего потребовала мохнорылая, обернулась, выгнула хвост замысловатым пистолетом и так посмотрела куда-то внутрь сущности нашего с ней общего кавалера, что он обернулся медоедом практически в прыжке.

Ну и приземлился, куда надо.

— А не пора ли нам пора? — лениво поинтересовалась я, сладко зевая и дергая своего медоеда за усы.

— Что, опять?! — изумился Карл, тоже превращаясь, и оказалось, что я лежу подбородком на его голой груди. Мужчина легко приподнял меня и переложил иначе, всю меня на всего себя.

— Не опять, а снова, — я сладко потянулась и глянула на него из-под ресниц. — А еще я есть хочу.

Карл тяжело вздохнул, поднялся, привычно поскрёб затылок и вдруг фыркнул:

— Слушай, пока мы тут, там твоего белка не сожрали?

— Сожрут его, как же! — фыркнула я, кивая ему куда-то за спину. — Эй, Леопольд, выходи! Выходи, подлый скунс! Я тебе за подглядывание хвост надеру!

Интересно, а этому конкретному скунсу кто-то рассказал, что он весьма относительная белочка, и в природе по деревьям не лазает? По ходу нет. Вон, сидит, жопа полосатая, на ветке у дупла, и цвиркает то ли недовольно, то ли радостно.

Но успокоившись за белка, я вдруг озаботилась другим:

— Ой! Сковородка! Как бы кто не спер! — и зашарила вокруг себя руками. Уффф…

Мой незаменимый девайс нашелся в листве, довольно глубоко закопанный и слегка… эм… потоптанный.

— Откуда она тут взялась? — вытаращил глаза Карл. — Я же видел, что ты сунула ее в костер, а сама пришла с пустыми руками!

— Это долгая история, — вздохнула я. — Пошли поймаем завтрак, потом расскажу. Эй, скунс-древолаз, а там в твоем дупле чьих-нибудь яиц нет случайно? А ты проверь!

Приключения компании семерых сирот и одной кухонной принадлежности, рассказанные под какого-то зубастого зайца, зажаренного целиком, произвели на Карла неизгладимое впечатление.

Карл: