Оборотни особого назначения

Перед глазами вдруг встало улыбающееся лицо Точки, ее глаза и теплый свет в них, когда она рассказывала о своей «мафии». Она… ей… было не все равно.

В чём-то он прав, этот бешеный вонючий грызун. И эта его правота неумолимо тянула меня прочь от края обрыва. Я мог злиться, рычать, орать, но больше не мог так легко уйти.

Я действительно обещал, так что надо сцепить зубы, дойти до улья, сдать белка… Питону не хочу, тот его быстро в какую-нибудь дрянь втянет. Сдам ребятам Точки. Её скунс, её семья. Да и ждут они её, как я понял. Для них она ушла тогда, с караваном и должна обязательно вернуться. Они будут ждать. И, наверное, Имеют право знать, что она пыталась вернуться до последнего. Она не виновата, что не получилось. Не виновата…

Я просто дойду, расскажу. Объясню… Может, если смогу, помогу. А вот потом меня точно никакими уговорами не удержат.

Шаг назад, еще шаг, и манящая пустота отпустила, разочарованно вспенившись напоследок ледяным потоком среди черных клыков скал.

— Заткнись ты, — зло цыкнул я на продолжающего истерить скунса, хотя белк в общем-то ни в чём не был виноват. Даже, может быть, молодец. Со мной же за мою жизнь боролся.

Циник во мне подсказал, что боролся скунс за свою шкуру. Про проклятие он не знает и искренне верит, что до улья ему идти лучше со мной.

— Хрен с тобой, вонючка! — я развернулся к несостоявшейся могиле спиной и зашагал прочь.

Надо вернуться на тропу, собрать экипировку. Точкиным ребятам пригодится. Да.

До тропы я дошёл. И рухнул, как подкошенный. Жизнь кончена, сил нет. Идти дальше прямо сейчас в таком состоянии — самоубийство. В принципе я не только за, но решил же отложить…

Я попытался подцепить рюкзак, но хрена с два и пустотника в рыло. На пальцах-то когти! Я попытался снова, выругался, пнул рюкзак ногой.

И порвал!

Потому что на ногах тоже когти вылезли. Чтоб их. И больно, дико больно. Физическая боль пробилась через ту, другую, и вцепилась острыми зубами сразу во все тело. А я выдохнул словно даже с облегчением. Эту боль терпеть было легче, и она отвлекала от той, другой, невыносимой.

Я отошёл подальше, шарахнул ребром ладони по стволу подвернувшегося дерева. Хм, даже кулак теперь толком не сжать — ладонь вспорю. Уже, кажется… даже не почувствовал. Хрен с ней, заживёт.

Белк заволновался, дотумкал своими беличьими мозгами, что на запах крови могут пожаловать еще гости. И был прав, пустотника ему в дюзу. Так что рану я зализал. Медоедским языком отлично получилось. А, ну да… голова-то тоже.

— Эй ты, Леопольд! Чё видишь?

Белк подобрался ко мне поближе, но с явным сомнением.

— Да не буду я больше пинать. Ты это… извини.

— Морда у тебя страшная, как в ночных кошмарах, — честно доложил скунс после секундного колебания. — Это что? Полуоборот? Я такое раньше видел уже, но она… — и запнулся, замолчал. Отвернулся и быстро потер морду лапами.

Точка… В её исполнении он такое видел. Из горла вырвался хрип. Так… Так! Молчать! Не сметь! Не сейчас!

— Где у меня какие части? — спросил я, справившись с собой.

Скунс обежал меня по широкому кругу и перечислил:

— Голова, когти на руках и ногах. И хвост.

Я сначала вниз посмотрел, потом сообразил, что хвост сзади.

Та-ак…

Чёрная дыра! Боль нарастает постепенно, но все время. Так я далеко не уйду Надо перекинуться хоть в какую-то сторону.

Я попытался втянуть когти — самое привычное действие. Из полуоборота в девяти случаях из десяти в человека вернуться легче. Не получилось. Я принялся гипнотизировать правую руку. Уставился на когти, даже мысленно приказал им убраться. Как дебил, сам с собой, точнее с частью себя завел разговоры.

Не помогло.

Попытался перекинуться в зверя. Фигу мне, а не перекинуться.

С горя решил с медоедом поговорить, но гадская зверюга не откликнулась. Точнее, зверь высказал мне всё, что думает о потере самки и откликаться перестал.

Да сам же знаю! Если бы мог свою жизнь вместо её отдать, ни секунды бы не колебался. Ссс…ка…

— Не выходит? — участливо спросил белк через полчаса мучений.

— Нет! — я снова перешёл на рычание.

— Может, в тебя кьяром ткнуть?

А это мысль. Кьяр остался в норе. Не тащить же такую ценную штуку в улей! Мы оттуда только костюмы из особой кожи забрали, весь запас — я надел, белк и… Точка… Возвращаться туда, где мы с Точкой… Я не выдержал и снова завыл, с трудом удержавшись от дикого желания рухнуть и покатиться по земле, раздирая когтями все вокруг.

Остатки мозгов я всё-таки собрал, кивнул уже откровенно паникующему белку, и мы потащились обратно. Рюкзаки, кстати, он сволок в одну кучу, поближе, и даже помог мне на спину закинуть — по такому случаю, в отличии от меня, сам сумел перекинуться. Без кьяра! Способный пацан…

Обратно я плёлся как на казнь. Нет! На казнь бы я сейчас бежал впереди планеты всей. А вот в нору… Но надо. Надо вернуть себе нормальный вид.

Боль я бы перетерпел. Но мы идём в улей, и незачем тамошним обитателям видеть, как меня переклинило. Это слабость, а мне сейчас нельзя ее показывать — мигом горло вырвут. А мне нельзя… нельзя. Вернуть человеческую морду надо ради белка и ради Точкиных ребят.