Оборотни в эполетах

Вернемся к коррупции, прочно обосновавшейся в Доме Романовых. В свое время в крайнюю немилость к императрице Александре Федоровне угодил премьер-министр Коковцев, сменивший на этом посту убитого Столыпина. Императрица по доброте душевной решила оказать «материальную помощь» одной из придворных дам – и отправила Коковцеву записку, прямо потребовав выплатить означенной особе 200 тысяч рублей. Она явно рассчитывала, что премьер деньги возьмет из казны какого-нибудь министерства или ведомства. Коковцев выплатил 200 тысяч до копеечки – но взял их из дворцового фонда, то есть, по сути, из средств, шедших на содержание монаршей четы. Когда он после этого появился у императрицы с очередным докладом, она просто-напросто повернулась к нему спиной. Так премьер и прочитал весь свой доклад – августейшей спине…

Многие годы спустя, в эмиграции, в Канаде, перед смертью в преклонных годах, горькие строки написала великая княгиня Ольга Александровна Романова-Куликовская (родная сестра царя, по большой любви вышедшая замуж морганатическим браком за гвардейского капитана Куликовского): «Все эти критические годы Романовы, которые могли бы быть прочнейшей поддержкой трона, не были достойны звания или традиций семьи. Слишком много нас, Романовых, погрязло в мире эгоизма, где мало здравого смысла, не исключая бесконечного удовлетворения личных желаний и амбиций». Между прочим, великая княгиня сама ни к чему подобному отношения не имела, но все же написала именно «мы»…

Приведу еще одно письменное свидетельство, а уж потом, ради эффектности, назову его автора.

«Я думаю, что царя органически нельзя вразумить. Он хуже чем бездарен! Он – прости меня Бог – полное ничтожество… Мне дело ясно. Несчастный вырождающийся царь с его ничтожным, мелким и жалким характером, совершенно глупый и безвольный, не ведая, что творит, губит Россию… Конечно, если бы я верил в чудеса… то я предложил бы пожертвовать одним-двумя членами династии, чтобы спасти ее целость и наше Отечество. Повесить, например, Алексея и Владимира Александровичей, Ламздорфа и Витте, запретить по закону великим князьям занимать когда-либо ответственные посты… Еще если бы можно было надеяться на его самоубийство – это все-таки было бы шансом. Но где ему!»

Только не подумайте, что это написано каким-то либералом. Это строки из дневника профессора римского права Б. В. Никольского, видного специалиста в своей области, преподававшего и в Юрьевском (Дерптском), и Петербургском университетах, и в вовсе уж элитном училище правоведения. Никоим образом не либерал, наоборот, правее его, как говорится, только стенка: ярый монархист, идеолог монархии и черносотенного движения, один из руководителей «Союза русского народа». И уж если этот человек пишет такое – разложение династии зашло слишком далеко. Как говорится, тушите свет, дальше ехать некуда…

Еще одна история, на мой взгляд, откровенно трагикомическая, в отличие от всех предыдущих.

При Александре II великий князь Николай Константинович, двадцатичетырехлетний гвардейский полковник, стал воровать не из казны (не имея к тому возможностей), а из дома. У своих. Совершенно как великовозрастный гимназист, извлекающий из папашиного стола то пятерку, то трешницу, а в гостях у крестного крадущий его серебряный портсигар…

Сначала в Зимнем дворце у императрицы Марии Федоровны после вечерних семейных «посиделок» стали пропадать драгоценности, и такое случалось не раз. Потом в Мраморном дворце, где жил великий князь Константин Николаевич, неведомо куда исчезли очень дорогие изумрудные серьги – подарок Константина супруге.

Поначалу (что, в общем, логично) грешили на слуг. Но вскоре из семейной иконы, висевшей в том же Мраморном дворце, кто-то выковырял крупные бриллианты. Очень быстро сыщики сыскной полиции обнаружили их в ювелирной лавке, и выяснилось, что продал их адъютант Николая Константиновича… Он пытался взять вину на себя, уверяя, будто сам бриллианты и украл. Благородный все же был парень – в случае признания его виновным, кроме позорного изгнания из полка, последовало бы и крайне жесткое наказание по суду: согласно Уголовному уложению, ограбление церкви или такое вот воровство драгоценностей с киота считалось особо тяжким преступлением, влекущим за собой лишение всех прав состояния и ссылку в Сибирь, а то и на каторгу.