Оборотни в эполетах

«Каждому приятно быть „вась-сиясем“!

Особенно много их появилось в Москве после японской войны. Это были поставщики на армию и их благодетели – интенданты. Их постепенный рост наблюдали приказчики магазина Елисеева, а в „Эрмитаж“ они явились уже „вась-сиясями“.

Был такой перед японской войной толстый штабс-капитан, произведенный лихачами от „Эрмитажа“ в „вась-сиясь“, хотя на погонах имелись все те же штабс-капитанские четыре звездочки и одна полоска. А до этого штабс-капитан ходил только пешком или таскался с ипподрома за пятак на конке. Потом он попал в какую-то комиссию и стал освобождать богатых людей от дальних путешествий на войну, а то и совсем от солдатской шинели, а его писарь, полуграмотный солдат, снимал дачу под Москвой для своей любовницы…

Худенькие офицерики в немодных шинельках бегали на скачки и на бега, играли в складчину, понтировали пешедралом с ипподромов, проиграв последнюю красненькую (десятирублевку. – А. Б.), торговались в Охотном при покупке фруктов, колбасы и вдруг…

Японская война!

Ожили!

Стали сперва заходить к Елисееву, покупать вареную колбасу, яблоки… Потом икру… Мармелад и портвейн № 137. В магазине Елисеева наблюдательные приказчики примечали, как полнели, добрели и росли их интендантские покупатели. На извозчиках подъезжать стали. Потом на лихачах (самые дорогие и роскошные извозчичьи экипажи с лучшими лошадьми. – А. Б.), а потом и в своих экипажах.

– Э?.. Э… А? Пришлите по этой записке мне… и добавьте, что найдете нужным. И счет. Знаете? – гудел начальственным низким басом и „запускал в небеса ананасом“.

А потом ехал в „Эрмитаж“, где уже сделался завсегдатаем вместе с десятками таких же, как он, „вась-сиясей“, и мундирных и штатских…

„Природное“ барство проелось в „Эрмитаже“, и выскочкам такую марку удержать было трудно, да и доходы с войны прекратились, а барские замашки остались. Чтобы прокатиться на лихаче от „Эрмитажа“ до „Яра“ да там, после эрмитажных деликатесов, поужинать с цыганками, венгерками и хористками Анны Захаровны – ежели кто по рубашечной части, – надо тысячи три солдат полураздеть: нитки гнилые, бухарка, рубаха-недомерок…

А ежели кто по шапочной части – тысячи две папах на вершок (вершок – 4,45 см. – А. Б.) поменьше да на старой пакле вместо ватной подкладки надо построить.

A ежели кто по сапожной, так за одну поездку на лихаче десятки солдат в походе ноги потрут да ревматизм навсегда приобретут.

И ходили солдаты полураздетые, в протухлых, плешивых полушубках, в то время как интендантские „вась-сияси“ „на шепоте дутом“ (резиновые шины у лихачей. – А. Б.) с крашеными дульцинеями по „Ярам ездили“… За счет полушубков ротонды собольи покупали им и котиковые манто.

И кушали господа интендантские „вась-сияси“ деликатесы заграничные, а в армию шла мука с червями…»