Оборотни в погонах

— Нет, Киса отстреливается. Бери зброю и рысью за мной!

Крюков забросил на одно плечо пулемет, на другое тубус «Мухи» и бегом направился к отдаленному дому, откуда, не переставая, доносилась канонада перестрелки.

Но не успели они сделать несколько шагов, как стрельба внезапно превратилась Опера ускорили бег. Через небольшой заросший овражек они сумели подобраться к месту боя. Перестрелка и в самом деле закончилась.

— Ложись!

Крюков рухнул в кусты и потянул за собой Альбертыча. Прямо перед ними, шагах в двадцати, стоял микроавтобус, украшенный той же эмблемой, что и укатившие раньше джипы — мечом и шитом с аббревиатурой «ЧОП».

— Гляди, автобус, — зашептал Альбертыч. — И лейбак на нем такой же — «Щит и меч»? К тому же он один. Давай хоть по нему из «Мухи» шарахнем!

Крюков посмотрел на товарища с нескрываемым сочувствием.

— За что люблю тебя, Альбертыч, так это за светлую твою голову, за ничем не замутненный разум. Тебя бы в бронзе отлить и написать: «Памятник горю от ума».

— Это шутка? — обиделся тот.

— Отгадай с трех раз. А если Киса уже в автобусе? Или ты ему много бабок должен? Тогда нет базара, бери трубу и шарахай.

Альбертыч насупился.

— Что предлагаешь?

Крюков сунул ему в руки бинокль.

— На, держи прибор. Наблюдай.

Альбертыч торопливо приник к окулярам. Не успел он толком настроить резкость по глазам, как негромко воскликнул.

— Гадом буду. Кису тащат!

Крюков напрягся.

— Где? Дай сюда! Дай, говорю! Это вообще-то мой бинокль!

— А я первым увидел!

— А кто тебя вообще сюда привез?!

Наконец после недолгой перепалки Крюков вырвал бинокль у товарища и впился взглядом в группу людей, одетых в камуфляж. Их было шестеро. Один шел впереди. Другой, бритоголовый, спотыкался на каждом шагу и качался, как пьяный. Видимо был ранен. Остальные четверо несли тело. Это был Киса. По тому, как его тащили, было видно, что он мертв. Живых так не носят.

— Убили суки, — Крюков снова протянул бинокль Альбертычу.

Тот взглянул и вцепился побелевшими пальцами в автомат.

— Что делать будем?

Крюков пожал плечами.

— Ты хотел шарахнуть? Валяй, теперь самое время. А то сейчас погрузятся и уедут.

Альбертыч схватил трубу гранатомета.

— Покажи, как с ней обращаться.

Крюков присвистнул.

— Ну уж фигушки. Ладно, давай так — ты их из «аграма» лупи, только не высовывайся. Главное — отвлечь их и создать напряг.

— По колесам бить? — уточнил Альбертыч?

— Зачем? Целься по кабине. Они и так остановятся. И помни: если что, нас они живыми брать не будут. Как и Кису. Готов?

— Всегда готов!

— Тогда по коням!

Крюков снова прилип к окулярам бинокля. Камуфляжные бойцы садились в микроавтобус. Ему хорошо были видны их лица. Кто-то смеялся, кто-то выглядел усталым. Обычные русские парни, — как и многие другие, идут с работы. Кто-то построил дом, посадил сад, картошки накопал. А эти убили своего товарища, такого же парня. И виноват он был только в том, что делал свою работу. Защищал человека.

Кто во всем этом виноват? Родина, которая научила их в двадцать лет профессионально убивать себе подобных? Или они такими уродились Генофонд нации, семьдесят лет безбожного правления и все такое? А тогда революцию в девятьсот семнадцатом кто делал? Марсиане? Чем тогдашние матросы от этих бойцов отличались? Такая вот страна духовная, такой народ-богоносец, мать их… И он, Крюков, ничем не лучше. Плоть от плоти пионерии и комсомола. А значит, и взять с него нечего.

Несколькими отработанными движениями Крюков привел гранатомет в боевое положение.

Микроавтобус тронулся и тут же из кустов впереди него выкатился Альбертыч. Он резанул очередью по водителю и пассажирам. Машина остановилась. Пассажиры не успели опомниться, как Крюков поднялся во весь рост, тщательно прицелился и выстрелил. Взрыва он не видел, так как тут же бросился на землю. Альбертыч последовал его примеру. И тут же над их головами засвистели осколки. Обоих только чудом не задело.

Крюков приподнялся, вскинул пулемет и выпустил в превратившийся в огненный шар микроавтобус несколько очередей. Из огня и дыма выкатился человек. Мелькнула его бритая голова. Одежда на нем горела. Орал он страшно.

«Первая помощь по-партизански, как учил батька Ковпак», — вспомнил Крюков и срезал бегущего одной очередью.

Дождавшись, пока пыль немного осядет, Крюков поднялся. Хотелось выпить, но ему предстояло еще много работы. Сыщик достал из нагрудного кармана и тоскую фляжку коньяка, которую всегда брал с собой на операции для обработки душевны ран, и протянул напарнику. Юго колотило. Не привык еще людей убивать. Впрочем, Крюков тоже. Даже таких. Но остановить их было необходимо!

Пошли, — бросил он. — Здесь нам больше нечего делать.

Альбертыч стоял некоторое время в оцепенении. Наконец очнулся.

— А Киса? Так и бросим его?

Крюкова разобрала злость.

— Нет. Сядем и будем ждать, когда нам подвесят хомут. Тогда не теряй времени, сядь и напиши чистосердечное признание. Ну так что, остаешься? А то у меня еще дел уйма.

Альбертыч, ворча под нос, поплелся за Крюковым.

* * *

Подполковник Тарасов еле дождался возвращения своего начальника и тут же заторопился.