Обожженные языки

Подув на жареный каштан, кладу его в рот, катаю на языке обжигающую мякоть. Рассматриваю последнего присутствующего, который выглядит здесь еще более не к месту, чем я, – переодетого черно-бело-полосатого чудика с вымазанным лицом и зачерненными углем глазницами. Он стоит, отхлебывая что-то из банки, осветленные патлы трепыхаются на ветру. Ни дать ни взять – Битлджус на воле. Оживший труп Курта Кобейна.

Кидаю в рот еще один раскаленный каштан (чтобы распробовать вкус) и гляжу туда, где за спиной Битл-Курта струится янтарная дымка и исчезает во мраке. Забредешь чуть подальше, потеряешь из виду скалящуюся тыквину и будешь блуждать всю ночь по окраинам Эчмонда, до головной боли вглядываясь в кромешную тьму, до ломоты в костях нащупывая перед собой дорогу.

В детстве брат не умел вырезать из тыквы светильники Джека – ну не мог, и все, хоть убейте. Помню, однажды во время осенних каникул он пытался испортить и мой, но нечаянно всадил кухонный нож себе в руку, чудом не задев артерию среднего пальца – того самого, который он так любил мне показывать. Он стоял тогда и терпеливо наблюдал, как кровь капает в его изуродованную тыкву, словно воск на старинный канделябр.

– Всех с Хеллоуином!

Мы оборачиваемся ко входу в паб. Тяжелая дверь затворяется, и возникший перед нами силуэт, закутанный с ног до головы в кожаный плащ, поднимает светильник за веревочную ручку.

– Надеюсь, все живы-здоровы? – гудит он, задрав тыкву кверху рукой в митенке, так что плечо плаща сползает ему на грудь. – Сегодня для вас экскурсию буду вести я.

Гид смакует каждое свое слово, как будто следующее может оказаться последним, – ему бы в художественной самодеятельности играть.

– Меня зовут Джек-путеводитель! – объявляет он с театральностью, которой позавидовал бы всякий актер любительского театра.

Он наклоняется к светильнику, отчего длинные седые баки приобретают оранжевый оттенок, и беззвучно шевелит губами, отмечая в блокноте имя каждого заплатившего, проверяя и перепроверяя, нет ли в толпе безбилетников и прочих любителей проскользнуть на халяву.

– Дорогие полтергости, – обращается он к группе, и присутствующие отвечают ему дружным вежливым смехом.

Я перекатываю глаза по теплым глазницам.

– Не тяни резину! – бросает ему полосатый одиночка Битл-Курт, отрыгнув в банку приторным яблочным перегаром. – Мне еще надо быть кое-где…

Мне тоже, думаю я, щупая языком десны. Там, где сейчас мой братец, этот Импозантный Мямля, если мне хоть когда-нибудь суждено его найти… Кидаю в рот еще один каштан.

– Ага, кое-где, – раздается голос (та самая девушка в костюме готической Упырихи). – На собрании анонимных алкоголиков, типа?

Снова перекатываю глаза, на этот раз в сторону эчмондского выгона. Там, среди деревьев‑скелетов с давно опавшей листвой, находящихся под охраной какого-то там фонда защиты лесных угодий, стоит необычное дерево.

Оно выше остальных, а его нижняя ветвь, до которой не дотянешься рукой даже на цыпочках, придает ему форму буквы «Г». Крона напоминает средневековое орудие пыток, темные сучья расползлись, словно покрытые струпьями вены.

В нем – причина, по которой сегодня, несмотря на Хеллоуин, по улицам не носятся миниатюрные феи, гоблины и ведьмы, не стучат в двери и не выпрашивают сладости. У ствола горой навалены цветы; место вокруг огорожено лентой с надписью: «Полиция. Не пересекать». Лента трепещется, вздыхает, как небрежно завернутый подарок на день рождения, вряд ли бы порадовавший моего брата.

Очередная незваная вечеринка, которую Феноменальный Идиот наверняка бы испортил.

– Светильник Джека, – повышает голос экскурсовод, – это зловещий огонь. Ignis fatuus, блуждающий огонек, который кружит над болотами, мерцает вдали с наступлением сумерек. Подразумевается ночной сторож, человек со светильником. Легенда о свете, уцелевшем во мгле.

Я борюсь с зевотой. Эту сказку я уже слышал – про огонек, живущий долгие мили. Ее, как многие предания, рассказывают по-разному, но, в общем, сюжет повествует о том, как один скиталец по имени Джек – другой Джек – обхитрил дьявола и в конце концов лишил его могущества.

– Перед тем как отпустить дьявола, Джек взял с него клятву, что тот не станет претендовать на его душу. – Экскурсовод кладет руку на сердце. – А когда через много лет Джек умер, он понял, что оказался никому не нужным. Таким же беспомощным, каким он сделал однажды дьявола. В раю ему, грешнику, не место, в ад тоже путь закрыт. Так и остался он один во мраке… Тогда дьявол в насмешку бросил ему уголек из адского костра (эту часть знаю назубок) – искорку, которая никогда не погаснет, и все такое… Джек смастерил светильник, положив уголек внутрь вырезанной тыквы, чтобы, бредя по чистилищу, освещать себе дорогу. Путь к месту вечного упокоения, которое ему так и не суждено было найти. Сия легенда напоминает нам о наших неотпущенных грехах.

Мои губы невольно произносят вместе с ним каждое слово.