Обожженные языки

Нет, вовсе не потому. Просто я слишком часто слышу это слово.

Смерть.

Глазея вокруг, я придумываю для нее разные нелепые способы, подручные средства, причудливые названия: …покрытые пеной клыки… хам с собакой… укус питомца… водобоязнь… бешенство… бу-бу-бу…

Стирается грань между заученным экскурсионным текстом и последними показателями смертности в городе. Между старым и новым. Я уже не помню, какой смертью кто умер. Откуда я все это знаю. И в каком городе нахожусь. Оглядывая группу, я принимаю желаемое за действительное: погубленный Бес-Френд… ревнивая Упыриха… убийство, спровоцированное жертвой… бу-бу-бу…

Что это – сбивчивый рассказ экскурсовода или история трагедии? Автобус с туристами… заледеневшая ночная трасса… множественное столкновение… бу-бу-бу…

Надо выбросить чернуху из головы и вспомнить, зачем я здесь. Пройти каждую экскурсию до конца, лишь бы узнать у гида какие-нибудь слухи о брате – Потрясающем Остолопе. Покойнике, который не умер.

Умер, но не совсем. Как умирают ассистенты фокусника, когда их распиливают пополам, прокалывают, топят.

Циркачи, известные под именами вроде Выдающегося Олуха или Великолепного Кретина. Мастера показывать трюки и фокусы-покусы с такими названиями, как «Измена вероломного апостола»… «Тяжелый дубовый крест»… «Публичное распятие»… бу-бу-бу…

Так, периодически отключаясь – привычка, вбитая за годы хождений по экскурсиям поздней осенью (была бы погода получше, хоть можно было бы назвать эти поездки отпуском!), – я плетусь в толпе экскурсантов в темноту эчмондской ночи, а те, в свою очередь, неотступно следуют за Джеком с его спасительным желтым огоньком.

Бредут за ним слепо, как лемминги.

* * *

Еще до появления небезызвестного мифа и захватывающей компьютерной игры лемминги были знамениты склонностью к самоуничтожению, обусловленной, как это ни парадоксально, инстинктом выживания.

Когда их популяция достигает пика, критической перенаселенности, то сотни, а порой и тысячи мохнатых индиан джонсов отправляются в путешествие. В поисках пищи и приюта они мигрируют во всех направлениях, на все побережья, и движет ими отнюдь не желание смерти и суицида, а радость жизни и оптимизм.

Надежда!

Численность норвежских леммингов подвержена особо сильным колебаниям. Каждые четыре года она резко возрастает, а затем сокращается почти до полного исчезновения – а по каким причинам, никому не известно.

Каждые четыре года наступает Високосный Год Смерти Леммингов.

«Незаконный отец… припаркованная у обрыва машина… смерть в прибрежных водах…» Экскурсовод все бубнит свою речь – хотя точно сказать не могу, – все шлепает по своему плееру, все углубляется в трагическую тематику. Он ведет нас вдоль жилых домов со стоящими у дверей лоботомированными тыквами; свечи плавят их изнутри, превращая ухмылки в причудливые гримасы и отбрасывая тени на кирпичную кладку стен. Возможно, кому-то его монолог уже и наскучил: «…Завязавший алкоголик… муниципальная квартира на верхнем этаже… вытолкнул из окна… бу-бу-бу…»

Если бы все вокруг стали бросаться с обрывов или мостов, вы бы тоже бросились?

Или вам более по душе роль первого бесславного мученика – лемминга-заводилы? Ведь не секрет, и доказательство тому моя связка экскурсионных записей, что суицид сегодня – угрожающе популярное занятие; в Великобритании это самая распространенная причина смертности среди подростков.

Около двадцати человек в год бросаются с самой высокой прибрежной скалы в стране – мыса Бичи-Хед. Примерно такое же количество погибает, спрыгнув с утеса Гэп в заливе Уотсон в Сиднее, Австралия.

А в небольшом уэльском городке Бридженд, где средний показатель суицида обычно 3 человека в год, в конце нулевых годов двадцать пять подростков покончили с собой на протяжении каких-то двух лет.

Большинство – повесились.

Кроме того, многие из них знали друг друга.

Когда мы учились в младших классах, друзья звали на дни рождения только меня. Моего брата – никогда. Вплоть до того, что именинник мог отменить вечеринку, лишь бы не приглашать его. Конечно, в старших классах брат мог бы и одеваться получше, и с девчонками разговаривать… Однако с тех пор его популярность подскочила. Нынче этот Великий Антитусовщик тусуется в антисоциальных сетях.

И вечеринки теперь пропускает не он, а другие.

«… Затравленный трансвестит… петля на балочном потолке… удушье… бу-бу-бу…» Джек все пичкает нас своими рассказами, его светильник ныряет в глухие переулки и темные аллеи. Мы, словно зомби в кандалах, волочимся следом, одетые в тени идущих впереди, так же как те, кто идут за нами, несут на себе наши тени – а он, слышно, все долдонит: «…Изъятие жилья за неуплату налогов… промышленный пестицид… токсическое отравление… бу-бу-бу…»