Обожженные языки

А что, если то проклятие или наказание Божье явилось в образе некоего таланта, способности не умирать? Только не срите кирпичами – особенно кассетными, играющими музыку из дешевых ужастиков.

– То, что – уверяю вас – было бы лучше унести с собой в могилу. – Джек прикладывает палец к потрескавшимся губам. – Про вашего милого братца.

И уносится прочь, увлекая за собой группу.

Зубы вдруг ломит от боли, и только тут я понимаю, что перестал жевать.

Что моя челюсть отвисла, а в открытый рот ворвалась стужа осенней эчмондской ночи.

Я кидаю в рот еще один резиновый каштан и бегу вслед за Джеком в янтарный покой паба, внимая теперь уже каждому его слову.

Чтобы понять талант, который достался нам с братом на двоих, представьте себе монету, подброшенную десять раз и каждый раз выпадающую только решкой. Чтобы выкинуть десять решек, одну за другой, требуется девять часов. Целый день, чтобы разобраться в этом состоянии неопределенности. Однако с каждым броском монеты время разветвляется на два потока и существует другой исход, другая жизнь или неведомая нам вселенная, в которой монета ложится вверх орлом.

А мы привыкли к тому, что выпадает решка. Решка всегда срабатывает наверняка.

– Покупайте сувениры! – Джек распахивает плащ: его подкладка сплошь утыкана кассетами, коробки бряцают и поблескивают на свету. – Покупайте записи экскурсии по следам привидений!

Кстати, оговорюсь: сам я не привидение. И души умерших мне не являются.

Вместо того, чтобы тратить девять часов на подбрасывание монетки, задумайтесь о своей жизни. Представьте, что вместо орла и решки – рискованные игры, жизненно важные решения и поступки, как, например, удар ножом в артерию или ожог электричеством.

Сценарии, в которых шанс на выживание – пятьдесят на пятьдесят, вроде обратного сальто с качелей или мертвой петли с приземлением на голову. Когда нечаянно лишаешь себя жизни, как какой-то пошлый иллюзионист – Гениальный Засранец. На каждый несчастный случай, в котором ты, вероятнее всего, погиб, в другой жизни приходится ЧП, в котором ты невероятным образом выжил.

Как сучья дерева, похожего на букву «Г»: каждый – исход, каждый делится на множество облезлых веток-вен. Одной из них решка уготована навечно, и изменить исход в многомировой – или копенгагенской – интерпретации нельзя, как ни старайся.

Невозможное оказывается возможным.

Маститые профессиональные математики называют это вероятностью – или невероятностью.

Научные гении – великие маги статистики и ужасные чародеи информатики, у которых после имен букв больше, чем в самих именах, – квантовым самоубийством.

Или даже – если уж на то пошло – квантовым бессмертием.

А вдруг этот случайный мысленный эксперимент окажется не выдуманной страшилкой, а правдой?

Вдруг тебе суждено избежать смерти при помощи лишь кварка математики – избегать ее всегда, даже когда меньше всего надеешься и ожидаешь, все потому, что жизнь твоя – подброшенная монета, вечно падающая решкой?

– Переживите воспоминания заново!

Джек плещет эмоциями, захватывающими его сильнее сценических страстей.

– В этой жизни или в следующей! – балабонит он, улыбаясь в унисон с тыквой.

В христианской вере самоубийство считается грехом против Бога. Совершивший его обречен на вечные скитания по земле.

Проклят и не способен умереть. Неумирающий покойник, как я и мой брат, воскрешенный Зомби-Иисус, трикстер со светильником.

А может, даже Джек-путеводитель, думаю я, уминая очередной каштан.

– Это жареные каштаны? – спрашивает Упыриха, глядя на пакет, которого мои пальцы уже не чувствуют. – Или конские?

Конскими каштанами мы с братом били друг друга по рукам – еще до того, как мы с ним начали умирать, – колотили, пока костяшки пальцев не вспыхивали лиловым цветом.

И зачем только? Кинув каштан в рот, я протягиваю ей пакет, купленный на улице у торговца, которому все одно, что суфле, что суицид… что квант, что квашеная капуста…

– В «каштаны» сыграем? – предлагаю.

– Моя мама – врач, – заявляет Упыриха, гордо выпячивая налитую грудь. – Конские каштаны ядовиты. Гемолиз.

Токсины, разрушающие эритроциты – красные кровяные тельца.

– От них можно умереть, – объясняет она.

– Вряд ли, – отвечаю я, уставившись на ее грудь и мусоля во рту холодный каштан.

Провожу языком по деснам и зубам, собирая остатки мякоти. Даже если это и конские каштаны, не беда: будет что добавить в наш с Дубиной Стоеросовым и без того блестящий список коронных номеров.

– Вот псих, – фыркает Упыриха, уводя за собой Бес-Френда. Я пожимаю плечами.

Что бы ни вытворял этот Бесподобный Мерзавец, он все же мой брат. Зная то, с какой прямо-таки квантовой скоростью чувство вины перерастает в ненависть, не следует удивляться, что в семьях творится такой бардак.

Быть живым человеком из плоти и крови – вот настоящее проклятие.

– Спешите напугать своих родных и близких до смерти! – гудит Джек.