Обращаться с осторожностью

Я спросила, как проходит процедура аборта, ожидая честности. Представила, что я на самолете, а стюардессы спрашивают, когда подходит мой срок, мальчик это или девочка, а потом те же стюардессы не смотрят мне в глаза на обратном пути.

— Что бы ты сделала? — спросила я.

Она замешкалась:

— Я бы спросила себя, что пугает меня больше.

В этот миг я посмотрела на нее, на моих губах застыл вопрос, который я не смогла задать Шону, доктору Дель Соль и даже себе.

— А что, если я не смогу полюбить ее? — прошептала я.

Пайпер улыбнулась мне:

— Ах, Шарлотта, ты уже ее любишь.

Марин

Защита вызвала доктора Джианну Дель Соль в качестве свидетеля, чтобы заявить, что она поступила бы точно так же, если бы вела беременность Шарлотты с самого начала. Но когда они вызвали доктора Р. Ромулуса Уиндхэма, акушера-гинеколога и специалиста по биоэтике с таким списком наград, что их перечисляли около получаса, я заволновалась. Уиндхэм был не только умен, но еще и красив, как кинозвезда, и члены жюри буквально заглядывали ему в рот.

— Некоторые анализы, показывающие отклонения, являются ложно положительными, — сказал он. — В две тысячи пятом году, к примеру, команда из «Репрогенетикс» выращивала пятьдесят пять эмбрионов, которым диагностировали отклонения во время преимплатационной генетической диагностики. Через несколько дней врачи с потрясением отметили, что сорок восемь процентов из них — почти половина — были нормальными. А значит, есть свидетельство того, что эмбрионы с генетически дефектными клетками могут излечивать себя сами.

— Почему это медицински важно для врачей вроде Пайпер Риис? — спросил Букер.

— Потому что это доказывает, что решение о прерывании беременности, принятое слишком рано, может быть неблагоразумным.

Когда Букер сел на место, я медленно поднялась:

— Доктор Уиндхэм, исследование, которое вы сейчас процитировали, — сколько из этих эмбрионов были с несовершенным остеогенезом?

— Я… я не знаю среди них ни одного.

— Какова тогда была природа отклонений?

— Не могу сказать точно…

— Это были известные отклонения?

— Опять же я не…

— Разве не правда, доктор Уиндхэм, что эмбрионы демонстрировали незначительные отклонения, которые позже скорректировались?

— Полагаю, что так.

— Есть разница между прогнозом для эмбриона, которому всего несколько дней, с тем, кому несколько недель, разве не так с точки зрения того, когда можно легально прекращать беременность?

— Протестую! — заявил Гай Букер. — Если я не могу вести здесь дебаты в защиту человеческой жизни, то и ей нельзя устраивать дебаты об аборте.

— Принято, — сказал судья.

— Разве не верно, что если врачи следовали бы вашему подходу «подождите, что будет дальше» и скрывали информацию о состоянии плода, то было бы сложнее прервать беременность — технически, физически и эмоционально?

— Протестую! — снова выкрикнул Гай Букер.

Я прошла к судье:

— Прошу, Ваша честь, поймите, что дело не в праве на аборт. Это касается стандартных услуг, которые должна была получить моя клиентка.

Судья поджал губы:

— Хорошо, мисс Гейтс. Но давайте быстрее к делу.

Уиндхэм пожал плечами:

— Любой акушер-гинеколог знает, как тяжело консультировать пациентов, у которых наблюдаются отклонения в плоде, и рекомендовать прекращение беременности, если, по мнению врача, ребенок не выживет. Но это часть нашей работы.

— Это должно было быть частью работы Пайпер Риис, — сказала я. — Но не значит, что она ее выполнила.

Объявили двухчасовой перерыв на ланч, потому что судья Геллар уезжал в управление автомобильным транспортом, чтобы подать заявку на получение прав управления мотоциклом. Если верить клерку, судья планировал поколесить по стране на своем «харлее» во время летнего отпуска. Интересно, не поэтому ли он красил волосы: черный хорошо смотрелся с кожаной одеждой.

Шарлотта ушла, как только всех отпустили на перерыв, чтобы навестить тебя в больнице. С самого утра я не видела Шона и Амелию, поэтому вышла на погрузочную площадку уборщика через дверь, про которую большинство репортеров не знали.

Стоял конец сентября, когда длинные пальцы зимы уже подбирались к Нью-Гэмпширу. Холодные, колкие, они приносили с собой пронзительный ветер. И все же у парадного входа собралась целая толпа, которую я видела со своего наблюдательного пункта. Охранник толкнул дверь и встал рядом со мной, прикуривая.

— Что там происходит?

— Чертов цирк! — сказал он. — То дело о ребенке с дрянными костями.

— Слышала об этом кошмаре, — пробормотала я и, обхватив себя руками, проделала путь к толпе перед судом.