Обращаться с осторожностью

Родители много говорят об этом чеке. Они говорят, что, скорее всего, наш фургон скоро развалится и нам придется использовать деньги, чтобы купить новый, но потом находят способ починить прежний. Они говорят о том, что подходят сроки регистрации в лагерь для таких детей, как я. Туда приезжают дети с кожей любого цвета, которые тоже страдают НО, как и я. Выглядят они счастливыми.

Может, так бывает с детьми, которые куда-то уезжают. Амелия уехала, а когда вернулась, у нее снова были коричневые волосы и собственный мольберт. Она все время рисует — мои портреты, когда я сплю, натюрморты кофейных чашек и груш, пейзажи в цветах, которые не могли бы встретиться в природе. Мне приходится всматриваться в ее руки, чтобы увидеть серебристые шрамы, и даже когда она ловит мой взгляд, то не опускает рукава.

Была суббота. Папа сидел перед телевизором, смотрел игру хоккейной команды «Брюинз». Амелия где-то гуляла и рисовала. Мама сидела за кухонным столом, раскладывая пасьянс из своих рецептов. У нее накопилось свыше сотни (если бы только она была в первом классе!), и она решила объединить их в кулинарную книгу. К такому решению мама пришла, поскольку ей теперь не было нужды все время печь, как раньше для мистера Девилля. Он все еще продавал в магазинах ее пироги, тарты и макаруны, когда она атаковала кухню, но теперь ее большим планом стала публикация книги, и все заработанные деньги она собиралась отдать в фонд больных несовершенным остеогенезом.

Мы не нуждались в деньгах, потому что они теперь висели на холодильнике.

— Эй, — сказала мама, когда я забралась на стул, — что случилось?

— Ничего. — Мой взгляд привлекли письма, разложенные на столе веером, словно яркий шарф.

— Здесь есть кое-что и для тебя, — сказала мама.

Это была открытка, а еще в конверте лежала фотография Марин с мальчиком примерно одного с Амелией возраста. У него неправильно росли зубы, а кожа была цвета шоколада. Его звали Антон, и она усыновила его два месяца назад.

Мы не видели Пайпер, а Амелия и Эмма больше не дружили. На вывеске прежней клиники больше не красовалось имя Пайпер. Теперь там говорилось: «ГРЕТЕЛЬ ХАНДЕЛЬМАН, ХИРОПРАКТИК». Как-то утром в субботу мы с папой вышли за бейглами, а в очереди перед нами стояла Пайпер. Папа поздоровался, а она спросила, как у меня дела, и хотя она слабо улыбнулась, все казалось неправильным, будто выгнули провод и его невозможно было расправить. Она сказала папе, что работает на частичной занятости в государственной поликлинике в Бостоне и что сейчас туда направляется. На кассе она перевернула стаканчик с соломинками и так торопилась убежать, что забыла заплатить, пока девушка, приносившая ей кофе, не напомнила, что он не бесплатный.

Я скучала по Пайпер, но мама, наверное, больше всех скучала по ней. У нее не было друзей. Она проводила время только со мной, Амелией и папой.

На самом деле это очень печально.

— Может, что-нибудь испечем? — спросила я.

Мама закатила глаза:

— Ты ведь не серьезно хочешь сказать, что проголодалась. Ты только что поела.

Я была не голодна, а просто заскучала.

Она посмотрела на меня:

— Вот что. Сходи за Амелией, и мы разработаем план действий. Может, сходим в кино.

— Правда?

— Конечно, — сказала мама.

Теперь мы могли побаловать себя кино. И ходили в рестораны. И мне должны были купить спортивное инвалидное кресло, чтобы я играла в кикбол в спортивном зале со своим классом. Амелия сказала, что мы могли тратить деньги из-за этого чека на нашем холодильнике. Некоторые придурки в школе говорили, что мы богаты, но я знала, что это не так. Ведь мои родители так и не обналичили чек. У нас все еще была ржавая старая машина, маленький дом и те же вещи. Множество нулей ни о чем не говорило, если только о безопасности. Родители могли немного пошиковать, ведь если закончатся их запасы, есть план Б. Они теперь так сильно не ругались, а такое в магазине не купишь. Я мало что понимала в банковских счетах, но знала, что чек не принесет ничего путевого, если ты не кладешь его на депозит. Родители, похоже, не сильно торопились. Раз в пару недель мама говорила: «Я думаю, нам нужно отнести это в банк», а папа ворчал, но соглашался, однако они так никуда и не пошли, и чек все еще висел на холодильнике.

Я зашла в кладовую за сапогами и пальто, а за спиной раздался голос мамы:

— Будь…

— Осторожна, — договорила я. — Знаю, знаю.

Был март, но все еще стоял холод, и от моего дыхания в воздух поднимались облачка забавных форм: одно как курица, другое — бегемот. Я осторожно пошла вниз по склону на задний двор. Снега уже не было, но земля все еще хрустела под сапогами. Будто кто-то скрипел зубами.

Амелия, скорее всего, гуляла в роще, ей нравилось рисовать березы, потому что, как она сказала, в них много трагедии, а что-то столь красивое не должно быстро умирать. Я сунула руки в карманы, а нос спрятала в шарф. С каждым шагом я думала о чем-то, что знаю:

Среднестатистическая женщина потребляет шесть фунтов губной помады за свою жизнь.