Преподаватель вернулся к своему столу, похожему на остальные, как однояйцовые близнецы, сел и, не обращая внимания на сорок две пары глаз, следивших за его действиями, записал что-то в блокнот. В аудитории, кроме Марата и ещё нескольких рядовых, остальные слушатели относились к офицерскому составу. Многие имели высшее техническое образование.
— Знаете что, давайте снова обыграем ситуацию, — предложил педагог, естественно не зная, что невольно позволяет Апостолу применить опыт дебатов в техникуме, — курсант Побратуха!
— Я!
Преподаватель остановился напротив своего любимца, капитана, успевшего отслужить срочную, вернуться домой, закончить два технических института и вернуться в армию со специальностью «Ракетные комплексы и космонавтика».
— Возьмётесь доказать курсанту Муравьёву-Апостолу преимущество Боевого Железнодорожного Ракетного Комплекса «Удалец» перед ракетными пусковыми комплексами потенциального врага?
— В любом месте и в любое время! — воскликнул Побратуха, элегантно прищёлкнув каблуками.
В зале возродилось оживление. Преподаватель не притормозил публику: при подобной интенсивности обучения небольшая разрядка на пользу. К тому же вырисовывалась возможность убить двух зайцев — выпустить пар и повторить пройденный материал.
— А вы, курсант Муравьев, готовы дать встречный бой капитану Побратухе, чтобы убедить нас в вашей правоте?
— Может, и готов, — ответил Марат, не вставая и не гримасничая, хотя душа его пела. Он был рад доказать этим зарвавшимся умникам, зрячим не дальше собственного носа, необходимость признавать свои ошибки.
— Отлично, на подготовку, естественно в ваше свободное время, даю трое суток. Справитесь, товарищи? — подражая офицерским интонациям на плацу, спросил преподаватель.
Свободное время отыскать в учебке не просто, загружали курсантов доверху, но дуэлянтам подготовки не требовалось. Побратуха, толковый инженер и восторженный поклонник ракетного комплекса, воплощения новейших, доселе не виданных технологий, рвался в бой. Он ни секунды не сомневался, что раздавит дилетанта соперника доскональным знанием темы. Марат, раскусивший Побратуху заведомо после кулуарных откровений, знал основные слабости его философии, пересыщенной коммунистическими постулатами, Свои же доказательства выстроил в непробиваемую броню.
Лауконену доложили о предстоящей дуэли. Сначала он нашёл её некорректной, но, внимательно выслушав доводы, согласился.
Когда Апостол вошёл в аудиторию, прежде прочих увидел неугомонного старика. Карл Янович расположился в первом ряду, Марат лишь скользнул по нему взглядом, но глаза будто уловили знакомое шевеление губ: «Обоссался, карась?». Улыбнулся в ответ.
В честь события преподаватель повязал синий галстук, слегка освеживший неряшливую двойку, но плохо сочетавшийся с её серой тканью. Видно, не знал, что галстук должен гармонировать с цветом одежды, подобные мелочи его раздражали.
— К барьеру, товарищи курсанты… — провозгласил он.
Апостол и Побратуха сошлись у чёрного поля учебной доски, исчерченной мелом, пожали друг другу руки. Тишину аудитории раздробили аплодисменты.
— Будете тянуть жребий, или кто-то готов уступить право открыть баталию?
Марат равнодушно пожал плечами и, спустившись в зал, устроился рядом с Лауконеном. Тот хмыкнул, но от комментариев воздержался.
Побратуха кашлянул и попросил слова:
— Позвольте начать с предыстории создания БЖРК.
— Давай, Побратуха, не тяни кота за яйца, — выкрикнул кто-то из зала.
Преподаватели оглядели зал.
— Не хочу риторики, — разрядил обстановку Побратуха и продолжил, сморщив нос, — есть такое слово «паритет»! То, ради чего создан поезд-ракетоносец, и то, что, в конечном счёте, убережёт мир от ядерной катастрофы.
Вновь ударили аплодисменты. Лауконен задавал тон.
Марат украдкой осмотрел зал, всё более убеждаясь, что аудитория не благополучна. Что-то неправильное витало в воздухе, заставляя Апостола ощущать себя неотъемлемой частью сообщества умных и открытых людей. Но именно это угнетало его. Будь он знаком с трудами Ницше, вполне вероятно, сумел отыскать в них ответ на мучительный дискомфорт. «Ты хочешь продолжения себя, ты ищешь последователей? Ищи нулей, людей, ничего из себя не представляющих», — говорил идейный вдохновитель нацизма. Марат чувствовал эту ущербную однобокую правильность, но именно она объясняла неуют. То, что ему удавалось легко, в уплотнённой среде цельных «не нулей», требовало колоссальных усилий. Пригодились победные дебаты в техникуме, вызывавшие восхищение, заставлявшие покоряться упрямой логике. Здесь преимущества Марата воспринимались как общий успех, но вместе это и коробило, и восхищало. Смиренно вести за собой уникальных Марату не хотелось. Понимание возникало в глубинах подсознания, но, натолкнувшись на совпадения между разнородными сущностями, утрачивало однозначность. Обманчивое неудобство, желание доказать кому-нибудь что-либо, в особенности Лауконену — это всё, что всплывало на поверхность.