Обращение Апостола Муравьёва

Через день к вечеру Апостол выложил перед Вороном банкноту достоинством в доллар. Вор недоумённо повертел бумажку в руках, посмотрел на свет, сложил вдвое, снова развернул:

— Подлинник… Решил взяться за валюту?

— Не возражаешь?

— Вовсе нет, это занимательнее нашего дерева. Но зачем вкладывать труд в мизерный номинал?

Марат ответил торжественно, едва не захлебнувшись в хвастливом восторге:

— Ты, батя, уверен, что это один доллар?

Ворон даже не посмотрел для острастки. Доллар и есть доллар, как ни крути.

— Сто пудов.

— А это, — Апостол выложил на стол ещё купюру.

Ворон криво усмехнулся, в глазах запрыгали взбесившиеся тени.

— Это, брат, тот же доллар, но с двумя ноликами. Инвалидная сотня. Подрисовал ты, Апостол, два нолика к единичке. Работа ювелирная, должен признать, но не новьё, как предполагаешь. Топчешь чужой след. Я человек старый, больной, раздражительный, много объяснять для меня — погибель.

— Вот как? Ладно, положим, я не первопроходец. Ясное дело, у доллара и у сотни свой фей, но для вахлака цифра доказательство неумолимое. Написано сто, значит, сто и есть.

— Сынок, я до того, как попал на малолетку, успел три класса школы закончить. Там научился считать от единички до ста. Но рожу президента Вашингтона от шайбы президента Франклина намацаю с закрытыми глазами. Оба они — буржуины…

— Значит, на английском языке читать не умеешь?

— Учителя на зоне плохие были, не умею.

— Вот и я тоже. И процентов восемьдесят нашего народа не умеет. Из них половина долларов в глаза не видела.

Ворон ухмыльнулся:

— Не спорю. Может быть, статистика такая, как ты говоришь. А вот выйди в город на точки, где менялы тасуются, приглядись. Народ, хоть и никчёмный, но все признаки баксов назубок знает — ворсинки красную с синей, перегиб через президентский глаз — в общем, не проведёшь, засыплешься. Короче, топтаная дорожка. Хочешь убедиться — спробуй на паре штучек, только сбывать в глухомань сунься.

— И впрямь надо попытаться, а вдруг…

Апостол расплылся в улыбке, вмиг превратившись в ребёнка, чьё заветное желание наконец-то, на тридцатом году жизни, свершилось.

— Я тебе, Марат Игоревич, вот что скажу. Штучка эта сработает в тмутаракани недельку, пока народ не пуганый. Правда, хлебную недельку… Потом запеленгуют и свои и чужие… Отвечать скоро придётся… Но ты другое прикинь. Время смутное. Всякий народ, мне ведомо, за наживой толчётся. Пройдохи из той же Америки, что северной, что южной — те валюту на зуб пробовать не станут, уверены, что оком в момент обоймут. У них дешёвый товар легко урвать за твои керенки. Дело техники. Взять куш — и в сторону. Короче, Марат, понадобятся бумажки с большим номиналом, но чтобы не отличить от казённых…

— Много, согласись от руки не намалюешь, — возразил Апостол.

— Не велика важность, станок раздобудем… Ты только клише изготовь, с него умелые люди напекут правильно.

— Ну, если так… А вот ещё зацени, — сказал Марат и разложил на столе обработанные наново номиналы. С баксов укоризненно смотрели на Ворона вожди социализма.

— Ну-ка, ну-ка… — склонился над оригинальной коллекцией, изнемогая, Ворон, — Маратушка, каков ты стервец, не-е-е, братка, не ошибся я в тебе. Забираю, и не перечь… Есть толковая мыслишка…

И бережно сложил бутафорию в стопочку. На том и расстались.

Утром следующего дня посыльный в мастях и с золотыми фиксами под верхней губой, доставил в опустевший дом Муравьёва сумку с брикетами баксов нужного достоинства. Потолще оказалась пачечка однодолларовых.

— А на словах, — сказал, прощаясь, посыльный, — просили передать, чтобы ты коллекцией занялся вперёд…

— Понял, поглядеть прежде надо, — ответил Марат, размышляя о насущном.

Просьбой, озвученной посыльным, Марат пренебрёг, занявшись долларами минимального номинала. Дорисовать два лишних нолика так, чтобы не возникало подозрение в подлинности, а халтурить Марат не любил, взяло не менее десяти минут. Отработал с перерывами на еду и сон кряду восемнадцать часов. Это был труд, адский, но труд. Дорогой и производительный — по пятьсот двадцать долларов в час.

Ворон почти не ошибся в прогнозе. Марату с приключениями удалось пристроить с десяток новорождённых сотен, но и на периферии народ ощутимо поумнел. Поделку распознавали с лёту, ретировались стремглав, а иные грозились отвинтить голову. Серьёзные намерения останавливала внушительная фигура Апостола. Забавно, что тревожные отголоски раздались из полукриминальных теневых альянсов. Тамошняя публика со вкусом разбиралась в «зелени» и хотя бы немного читала «по-штатовски».