Обращение Апостола Муравьёва

В логической цепочке Марата оказалась единственная и всё же непредвиденная червоточина. Чернявый коммерсант был пуган. Причём так основательно, что сразу согласился сотрудничать с ментами, прибравшими на проверку ассигнацию, одну из оставшихся после прокорма птенчиков Ворона. Тогда, год назад, молодого лезгинца из уважаемого рода Сагид-баев, жители горного селения Храх-Уба, отправили в Россию на подъём. Односельчане сложили в стопку трудовые тысячи, зафрахтовали грузовой АН-26 и загрузили в брюхо аэроплана щедроты урожая. Рамизу Сагидову повезло сразу. Уже в аэропорту Киева аксакал при галстуке и очках в золочёной оправе, предложил совершить оптовую сделку, перекупив весь товар вместе с расходами на фрахт. Ударили по рукам. Оптовик отбыл в неизвестном направлении, а счастливый Рамиз вернулся домой на поезде, время от времени открывая чемоданчик, чтобы похрустеть свеженькими баксами. Выгодное мероприятие почти разорило богатое селение Храх-Уба, односельчане едва не порвали на американский флаг филейные части джигита. С тех пор Рамиз Сагидов жаждал отмщения. Когда хитрованы из ментовского сословия попросили его о невинной услуге — обращать внимание на оборот девственных четвертных и пятидесятирублёвых купюр, он сразу же согласился. Заветный чемоданчик, когда-то превративший его в пожизненного должника односельчан, был нафарширован фальшивыми ассигнациями.

Вторая ошибка Апостола, вернее, слабость, состояла в его брезгливости к мёртвым цветам — именно так воспринимались стебли, лишённые корней. Вместо того, чтобы купить букет, получить сдачу и отправиться на поиски следующей жертвы, Апостол разменял четверть сотни одной-единственной мёртвой розой. Лезгинец угодил в цель, ублажив сотрудников правоохранительных органов: просили обратить внимание, он и обратил. Более того, указал покупателя. Вы, товарищи, жаловались: «Наша служба и опасна и трудна» — примите на покаяние гражданина с портфельчиком. Менты знали своё дело — у Марата Игоревича Муравьева-Апостола оказались три тысячи рублей подделанными купюрами. В отделении первым делом принялись за составление протокола.

— Назовитесь… Кто вы, — приступил к делу следак.

— Художник, — устало ответил Апостол. Король фальшивомонетчиков имел право претендовать на солидный уровень.

Обманутый в лучших чувствах горец не испытал удовлетворения от свершившейся мести, она осталась безликой. Зато Апостол оказался там, где по нему давно тосковали.

Мгновенно пришла в сильнейшую активность милицейская иерархия. Информация была незамедлительно доложена министру МВД. Марат Игоревич Муравьёв-Апостол получил статус особо опасного государственного преступника. С тем и повезли его в столицу. Плотный, как у президента, эскорт. Машины с мигалками впереди закамуфлированного автозака, автобус с элитным подразделением «Беркут», и позади мотоциклисты… Силовики полагали, что арестован рядовой исполнитель и цепочка потянется к развитой группировке. Их ждало разочарование: Апостол оказался непревзойдённым одиночкой.

Во время следственного эксперимента Марат попросил качественную спецбумагу и коробку любимых бельгийских карандашей. Затем на глазах у высокопоставленных гостей в полчаса срисовал казначейский билет, и на место тотчас вылетела группа экспертов. Опытные работники Госзнака оказались поражены точностью подделки. Визуально отличить фальшивую купюру от подлинной они не смогли, потребовалась специальная экспертиза.

Марата Игоревича Муравьева-Апостола ждало пожизненное заключение. Осудили его на пятнадцать лет, для этого потребовались невероятные деньги и всё влияние Киевского смотрящего. В тюрьме Апостола должны были встречать, как генерала, но приблатнённый торчок едва не попутал рамсы. Марат тогда не знал, что положенец Хан простил ему расправу над своим ставленником по единственной причине — из-за двух маляв, полученных из разных уголков необъятной Родины. Одна свалилась из далёкого Иркутска от крепкого вора по кличке Лютый, и одновременно другая — от смотрящего по Киеву, старого и очень почитаемого вора, отзывавшегося на погоняло Ворон. Как получилось, что за малоизвестного блинопёка[72] вступились сразу два мощнейших авторитета, Хан не представлял, но и ослушаться не решился.

Глава 13. Тюрьма. Озарение

Спалось в эту ночь тревожно. Мучил нескончаемый сакраментальный сон — утром тюремный врач, высокомерная марьяна[73], блеснув капитанским созвездием на погонах, отказалась поставить диагноз. В туберкулёзном диспансере, на сходке именитых воров, Хан собирался рекомендовать Апостола на корону. К вечеру офицерша заколотилась, узнав, что дочку из детского сада забрал ухватистый босяк[74], весь в наколках. Галопом помчалась на аудиенцию и, смиренно стоя в камере перед Ханом, сменила гнев на милость. Выдала для блинопёка Апостола правильную ксиву[75], отметив при этом, что его состояние требует, ни много ни мало, немедленной ампутации лёгких.