Обращенные

Ради Исузу историю с вишневыми косточками пришлось украсить некоторым количеством вымышленных деталей. Судя по выражению ее лица, небольшие художественные вольности действительно были необходимы, и мой выбор сказки на ночь не подтверждает мой статус человека со странностями. Полагаю, Исузу чуть-чуть слишком мала. И еще, как мне кажется, эта история во многом нравилась мне потому, что я знал: все это произошло на самом деле, с моим папой, который сидит рядом. Эта история нравилась мне потому, что я любил наблюдать, как его лицо заливается краской, пока его брат ведет рассказ. Мне нравилась эта игра, в которую они играли с моим дядей, мне нравилось, что они как будто снова становятся детьми. Обмен колкостями. Поддразнивание. И смех! Взрыв оглушительного смеха, который всегда прилагается к багажу.

Ради Исузу вишневые косточки пришлось сделать волшебными. Глотая их, принц получал возможность прилететь к принцессе, которую не терроризировали ни мачехи, ни сводные сестры, ни другие неродные родственники. Нет, она не находилась в плену у какого-либо злодея, ей не угрожали клыки любителя полакомиться принцессами — ведь принцессы такие нежные, что им можно поставить синяк горошиной. Ей просто было очень скучно, нашей принцессе. И, конечно, она была красива, и принц тоже был красив. Вы смеетесь? Он был самым очаровательным летающим и глотающим вишневые косточки принцем, какого вы только видели.

Отметьте, пожалуйста, что в моей скромной интерпретации не было даже намека на взлом и насильственное вторжение.

Летающий принц не победил никого, кроме принцессиной скуки. Он не выбил ни одного окна в замке. Никто не поднимал тревогу. Телевизоры и стереосистемы в замке остались нетронутыми. Все, что принц делал — отвечал шуткой на шутку, глотал косточки и летал. Когда преступление было совершено, принц крепко спал, как и прочие обитатели королевства. За исключением…

Возможно, мне надо чуть-чуть сдать назад.

Я просыпаюсь. Второй вечер. Я проснулся, чтобы обнаружить, что не убит во сне. Это второй вечер, который я целиком проведу с Исузу, возвращая утраченное лицо. По крайней мере, таков мой план на нынешний момент — та часть плана, которая называется «я ее не убиваю». Но если прошлые сорок восемь часов что-то доказали… Они доказали крушение этого плана.

Не могу сказать, что я собираюсь отказаться от намерения не убивать ее. Я просто стараюсь позаботиться о том, чтобы у меня были запасные варианты. Мне больше ста лет, и я все еще холост. Если это не забота о наличии запасных вариантов, то я не знаю, как такое назвать.

Но вернемся туда, куда я вернулся. Это — закат, непосредственно следующий за историей о летающем принце. И ночь, прерванная воплями. По большому счету, моих соседей особо шумными не назовешь. Любопытными — да. Они с бьющимся сердцем задергивают шторы, но если кто-нибудь решит взорвать бомбу или спустить воду в туалете, будут хранить молчание — в соответствии с требованиями, которые диктует толщина стенных перегородок.

Но сегодня на закате…

Этот закат начинается с того, что мои соседи громко выражают желание знать, Кто, мать вашу, Что, мать вашу, и Где, мать вашу, после чего еще громче спрашивают, Какого черта. Эти крики долетают из вестибюля, расположенного несколькими этажами ниже. Эхо разносит крики по всей лестничной клетке, и они со скоростью взрывной волны проникают через систему вентиляции в мою спальню. На заднем плане я слышу предсмертные всхлипы домашней сигнализации: аккумуляторы, питавшие ее весь день, находятся на последнем издыхании.

Исузу что-то натворила.

Не знаю, насколько справедлив вывод, к которому я прихожу, но я этот вывод делаю. Исузу что-то натворила, она в беде, и ей уже не спеть секретную песенку о солнечном свете. Она мертва. Она мертва или потеряла слишком много крови, чтобы вернуться. И если она не…

Хорошо, это не означает, что ей не будет жаль, что она не сможет держать меня за руку.

Выскользнув из постели, я бросаюсь отпирать дверь и только тогда чувствую, что меня что-то держит за руку, и я лечу головой в стену — благодаря наручникам, которыми я приковал себя ночью, на всякий случай. Просто кости позволяют мне не слишком дорого заплатить за свою паранойю. Скромное признание возможности, что я не единственный, кто попался на удочку ложной безопасности.

Просто по-настоящему крепкий удар, точно по голове, точно между глаз.

Вот дерьмо!