Обращенный к небу. Книга 1

– Что? – поднялся со стула Владимир. – Ты не нашёл способ, как его разговорить? Или прикажешь мне в Киев посылать за мастером заплечных дел? Чтоб он язык у этого негодяя развязал?!..

– То-то и дело, Володимер, что развязывать нечего.

– Как так? – опешил князь, и Добрыня, поклонившись, сказал:

– Лучник, которого убил человек Зосимы, и тот, кого повязал Муромец – оба безъязыкие.

– То есть?

– Вырваны у них языки. Давно. Только тот, который вторым в шатёр залез и кого Муромец прикончил, имел язык. Но я думаю, и он немой был.

– Дела… – протянул князь, а Добрыня продолжал:

– Нарочно к нам таких заслали, чтоб, ежели поймают, не дознались бы, кто послал.

Сказав это, воевода покосился на Зосиму, а тот, неожиданно поймав его взгляд, произнёс:

– Тут и так ясно, что засланы были эти люди из Херсонеса… Убрали бы тебя, князь, осада и закончилась. Только ты, воевода, напрасно на меня косишься. Не я удумал сие злодейство. Я божий человек, мне убийство не к лицу. Да и если бы я захотел урон княжьему животу нанести, сколько уже раз мог его отправить до срока к отцу нашему небесному…

Добрыня только крякнул на это – эллин говорил справедливые слова. Князь молчал, сдвинув брови, а потом спросил, обращаясь к Добрыне:

– Лазутчики чьего племени люди? Эллины?

Добрыня отрицательно помотал головой:

– На эллинов не похожи. Лицами тёмны, я бы сказал, что сарацины.

Зосима подтвердил:

– Это наймиты, князь. Специально отобранные и обученные убивать тайно и быстро. Я, признаться, удивлён, что затея их не удалась.

Князь при этих словах побледнел, а Зосима продолжал:

– Однако ты должен радоваться не только спасению живота своего, но и тому, что богу ты, как видно, угоден.

Зосима низко поклонился иконам, крестясь и шепча молитву. Князь утёр со лба выступивший пот, а Добрыня сказал:

– Илюшка Муромец отличился, князь. Кабы не он… Не пора ли его в дружину?

Владимир вздохнул. Потом молвил:

– Рано ещё. Воин изрядный, прав ты был. Но он мною же Зосиме в охранники определён. Вот минует поход наш, там и видно станет.

Зосима уже закончил молитву и отозвался немедленно:

– Пустое, князь. Забирай своего Муромца. Ведь я его у тебя не просил.

Владимир поднял руку:

– Э, нет, Зосима! Я его к тебе приставил для твоего спокойствия и не стану своего решения менять. Сказано – до конца похода! Ступай, Добрыня. Муромца завтра наутро ко мне пришлёшь. Отблагодарю уж я его.

Воевода поклонился князю и вышел из шатра. Оказавшись снаружи, он проверил охрану, выставленную вокруг шатра, и пошёл внушать бдительность по всем отрядам. Ему было досадно, что Зосима выкрутился, и ещё его волновало, что лучшего воина из всего ополчения – Илью Муромца – князь не спешил определять в дружину. «Мошны тяжёлой у парня нет, это верно. Да родом не вышел. Всё тут понятно…» – думал про себя воевода, раздавая тут и там крепкие слова.

1

В шатёр вошёл новый слуга князя и принялся шебуршить, раскладывая вещи по своему разумению. Князь, оборвавший разговор с Зосимой, больными глазами следил за ним, потом вздохнул и сказал:

– Ты вот что, молодец…

Парень поклонился со словами:

– Путила я, князь.

Князь пожевал губами и докончил:

– Ты пойди-ка погуляй пока, Путила… После придёшь. Я сам управлюсь.

Путила неуверенно поклонился и вышел из шатра. Князь поморщился:

– Эх… Прикипел я к своему Мухлу… Жаль, сноровистый был парень. Хоть и хитрец.

– Полно, князь, – негромко сказал Зосима. – Гони от себя тяжкие мысли. Давай-ка к молитве приступать. Это сейчас твоё наипервейшее дело.

Князь согласно кивнул, и они вдвоём стали на колени перед ликом Спасителя. Обычно Зосима молился еле слышным шёпотом, а князь твердил заученные на греческом слова псалтиря, и, когда он забывал что-то, ему подсказывал Зосима, прерывая свою молитву. Так началось и в этот раз. Только нынче князь всё чаще путал греческие слова, хотя и знал немного этот язык, наученный ещё бабкой. Зосима терпеливо поправлял. Когда Владимир в очередной раз сбился, а Зосима тихо принялся подсказывать, князь жестом остановил его:

– Погоди, Зосима. Дай-ка я по-своему Ему скажу … – он кивнул на лик Иисуса. Поп молча поклонился, не препятствуя этому желанию, и Владимир заговорил, часто осеняя себя крестным знамением:

– Спаситель наш, Иисус, взываю к твоей милости я, киевский князь Владимир…

Князь сперва говорил неуверенно, часто останавливался, заменяя слова поклонами, потом его голос окреп, мысли перестали путаться. Он говорил ровно, со всё возрастающим жаром, позабыв о соседстве эллинского попа.

– …всем своим существом прошу тебя и заклинаю: помоги одолеть вражью крепость. Помоги остановить смерть под этими стенами – ибо не убивать пришёл я сюда! Пришёл я показать свою непреклонную волю надменным заморским побратимам, что зарятся на земли, которые моим предкам вручены. Не гордыня велит мне поступать так, но смысл здравый – рука об руку думаю я идти далее с теми, кто научил меня кланяться тебе, отвернувшись от прежних богов, но не быть у них под пятою! Укрепи мою волю, Иисус, пошли мне удачу в деяниях моих, не оставляй меня!..