Она и теперь, идя к роялю в сопровождении Феликса Мазини, не думала о сцене. Ей нужно было попасть в труппу, попасть любой ценой. И она готова была быть суфлером и концертмейстером, швеей и поломойкой, да кем угодно, лишь бы оказаться в Америке, поездить по разным городам и вскоре вернуться домой, не истратив собственных денег и, что самое главное, не вызвав никаких подозрений ни у полиции, ни у домашних. Если бы она получила университетское образование, то могла бы, как Алекс, а вслед за ним и Валерий, сказать, что едет совершенствоваться в науках. Если бы у нее были подруги из состоятельных семейств, которые собрались бы просто «посмотреть Америку», она могла бы попросить папеньку отпустить ее вместе с ними. А без образования и без таких подруг для поездки нужны очень понятные и бесспорные основания. Потому что когда она найдет и убьет предателя Дегаева, искать преступника будут именно среди революционно настроенных русских, в определенное время выехавших из страны, и выехавших в первую голову без видимых веских поводов. Для выезда за границу необходимо испрашивать паспорт, и в прошении обязательно должна быть указана цель поездки.
– Позволь представить тебе мадемуазель Рыбакову, – церемонно произнес Мазини, пряча ехидную улыбку. – Она утверждает, что легко выучит ноты и покроет весь диапазон. Предлагаю условие: если она справится, то ты берешься за мой заказ, а ежели нет, то я признаю, что музыка сложна, к тебе больше приставать не стану и пойду искать другого композитора.
– Идет, – отозвался не скрывающий скепсиса Садовников.
Он уступил Сандре место у рояля.
– Прошу вас, мадемуазель.
Сандра справилась весьма удовлетворительно, сбившись только два раза. Что касается вокальной части, здесь она продемонстрировала все свои таланты и природные возможности, красиво взяв все нижние и верхние ноты.
– Как видите, господа, ничего сверхъестественно трудного в этой музыке нет, ее вполне можно исполнять даже такому непрофессионалу, как я, – скромно заявила она, снимая руки с клавиатуры.
– Где вы учились пению? – поинтересовался Мазини.
– Нигде специально не училась, так, брала уроки у педагога из Консерватории, но это было очень давно. Дальше домашнего музицирования я не пошла.
– И сценическому искусству не обучались?
– Нет. Но участвую в художественно-театральных кружках.
– Жаль, жаль, – задумчиво проговорил Мазини. – Материал хороший, но необработанный, совершенно необработанный. Кружки – это пшик, дилетантство, доморощенная таблетка для развеивания скуки. Но в части концертмейстерства вы меня убедили, я готов вас попробовать. Первое прослушивание сегодня в семь пополудни, приходите сюда, будете аккомпанировать кандидатам. И если я вас все-таки возьму на жалованье, то готовьтесь очень много работать: сроки у нас сжатые, репетировать придется с утра до вечера и каждый день. Две недели отведено на прослушивания, труппа в основном набрана, нужно найти еще три женских голоса и четыре мужских, ну и из струнных нескольких человек не хватает. Через три дня наш драматург обещал принести готовый сюжет, а к исходу двух недель должны быть написаны все новые музыкальные номера, после чего начнутся репетиции, чтобы через два месяца мы могли отправиться на гастроли.
Из дома, где жил Садовников, на улицу Сандра Рыбакова вышла окрыленной, вечером, без четверти семь, она уже снова была здесь, чтобы аккомпанировать тем, кто придет на прослушивание. Во время прослушивания она показала себя с самой лучшей стороны.
– Можете считать, что вы приняты, – потирая руки, сказал ей Мазини, когда ушла последняя из кандидаток. – Завтра в семь пополудни жду вас, будем прослушивать следующую партию. Как только Садовников напишет новые номера, я немедленно передам вам ноты, чтобы вы могли начать подготовку к репетициям.
Тем же вечером Сандре пришлось выдержать нелегкий разговор дома. Николай Владимирович был ошарашен ее сообщением и выразил решительный протест, Катя же, напротив, поддержала сестру.
– Пусть едет, получит новые впечатления, узнает других людей, посмотрит, как устроена жизнь на другом материке, – говорила она отцу. – Ну право же, зачем ей сидеть возле нас в Москве? И потом, она ведь все равно поедет, вы же знаете ее своевольный характер, так пусть уже едет со спокойной душой, а не после ссоры. Отпустите ее с благословением, так будет лучше для всех.
Перед тем как ложиться спать, Сандра зашла к Кате.
– Хотела тебя поблагодарить за то, что заступилась за меня перед папенькой, – сказала она. – А ты действительно думаешь, что мне лучше уехать? Или просто встала на мою сторону из солидарности, но в глубине души тоже считаешь, что это неправильно?
– Уезжай, Шурочка, уезжай, – ответила сестра. – Здесь, в России, ни тебе, ни мне делать нечего. Душная тусклая страна, душная тусклая жизнь. Поезжай и лучше всего не возвращайся. Я ведь тоже собираюсь уехать.
– Куда? – изумленно воскликнула Сандра.
– Во Францию, в Париж, мне сделали очень интересное предложение. Буду писать статьи о современном искусстве, редактировать журнал.