– «Граф Раевский Николай Владимирович», «Мещанка Рыбакова Александра Николаевна». Странно. Если она на прослушивание, так это только в семь часов начнется. Небось хочет впереди всех успеть и поддержкой заручиться. Не люблю такого. Впрочем… – Он задумался, потом кивнул: – Хорошо, я приму, попроси подождать.
Горничная вышла, на этот раз закрыв дверь как следует. Однако Сандра, оставшись одна, подошла к дверям поближе и убедилась, что отлично может все слышать.
– Оперетта выходит из моды, оперные и балетные труппы и без меня есть кому набирать, вот я слыхал, что сам Михаил Медведев на будущий год собирается оперную труппу в Америку вывозить. Куда мне против Медведева! А я хочу составить такую конкуренцию, чтобы иметь оглушительный успех! – говорил Мазини. – И чтобы никакие Медведевы мне были не опасны. И я вижу выход в «мозаике», но с американским привкусом. Такого еще никто не делал, я буду первым.
– Бог мой, Феликс, – гремел в ответ низкий густой бас Садовникова, – это же пошлость! Ну что такое эта ваша «мозаика»? Тематический набор музыкальных номеров, схваченных на живую нитку каким-то слабеньким псевдосюжетом, да вдобавок полуобнаженная натура. Неужели ты думаешь покорить американскую публику такой ерундой?
– И покорю, – уверенно отвечал Мазини. – Непременно покорю, если в моей «мозаике» будет модная музыка. Да, она непривычна русскому слуху, но в Америке ее обожают. Так я и гастроли хочу устроить именно в Америке, а не в России, где эту музыку, конечно, не поймут. Я уже договорился с драматургом, ты знаешь его, Боровков, он написал прелестный сюжет, кое-какие номера я тоже уже подобрал, но от тебя мне нужно, чтобы ты написал остальные номера в американской манере. Этот стиль называется «джаз». Вот я тебе и ноты привез из Америки, чтобы ты сам посмотрел, что это такое, и сделал хорошую имитацию.
– Посмотрим, посмотрим, – пробасил композитор.
Через несколько секунд раздались звуки рояля – Садовников читал с листа. Музыка показалась Сандре совершенно необычной, ничего подобного она прежде не слыхала. Исполнитель часто сбивался и заново переигрывал несколько последних тактов, потом с досадой произнес:
– Ритм ужасный какой-то, рваный, непривычный, с первого раза и не сыграешь правильно. Но это же невозможно спеть! Где ты возьмешь вокалистов, которые такое споют? Вокальная школа нужна совершенно иная, да и диапазон огромный, такого ни у кого нет. Если контральто, притом очень хорошее, то от фа малой октавы до соль второй октавы, но это редко, чаще только до фа второй октавы достают. А здесь до-диез в третьей октаве, эту ноту только сопрано возьмет, и то не всякая.
– Ну, братец, не обязательно же именно так, – примирительно заговорил Мазини. – Диапазон можно сделать поменьше, как удобно. И потом ты, мне кажется, преувеличиваешь трудности. Известно же, что оперный вокалист должен иметь диапазон никак не меньше двух с половиной октав, вот в них и втискивайся.
– Да здесь не две с половиной! – воскликнул Садовников. – Здесь три! Где ты наберешь вокалистов с такими данными? Известных мастеров ты не потянешь, они дорого берут, а обычные певички, каких нанимают для «мозаик», хорошо, если две октавы покроют. А то и меньше.
– В любом случае я тебе эти ноты показываю, чтобы ты суть понял, идею уловил, а сделал по-своему. Но так, чтобы американцам понравилось. Гонорар заплачу хороший, не сомневайся.
– Я подумаю, – нехотя согласился Садовников. – Тебя там барышня какая-то ждет, ты не забыл? Прими ее, выпроводи и займемся нашими делами. Я так понимаю, что ответ тебе нужен как можно быстрее, потому что, если я откажусь, тебе придется другого композитора искать. Так ты ступай, поговори с посетительницей, а я пока ноты повнимательнее посмотрю и скажу тебе, смогу я сделать то, что ты просишь, или не возьмусь.
– Твоя правда.
Сандра торопливо отскочила от двери и села на стул, придав себе вид усталый и скучающий. Ей нужно произвести впечатление натуры артистической и одновременно искренней и безыскусной: хитрых и ловких интриганок нигде не любят. Для знакомства с импресарио девушка выбрала платье из черного тюля, скомбинированного с шелком цвета «экрю» и украшенного кружевом шантильи и красочными аппликациями. Такой наряд, по ее мнению, олицетворял и любовь к сцене, и простодушие.
Мазини, оказавшийся очень высоким и полным мужчиной, лысым, с аккуратной «мефистофельской» бородкой, совершенно не подходящей ко всему его облику, вопросительно посмотрел на Сандру:
– Госпожа Рыбакова? Мне подали две карточки, и я не понимаю…
Она обезоруживающе улыбнулась.