Обратная сила. Том 1. 1842–1919

Профессор слушал участников дискуссии и думал о том, как свойственно молодости думать лишь о событиях и не вспоминать о том, что за каждым событием стоят люди, живые люди со своими страстями, переживаниями, воспоминаниями и надеждами, привычками и вкусами, с любовью или ненавистью к родным и близким. Ах, если бы знали эти задорные, полные сил, готовые отрицать все на свете мальчики, сколько судеб сломалось вокруг дела Веры Засулич! Министр юстиции граф Пален и прокурор Петербургской судебной палаты Лопухин, предвидя вероятность вынесения оправдательного вердикта, стремились поставить на этот судебный процесс самого опытного и сильного обвинителя. Их выбор пал на Жуковского и Андреевского. Сергей Аркадьевич Андреевский, тридцатилетний товарищ прокурора, подававший большие надежды, за три года окончивший курс юридического факультета Харьковского университета, замеченный служившим тогда в Харькове Анатолием Федоровичем Кони и поддерживаемый им на протяжении всех лет службы, считался в Петербургской судебной палате одним из лучших обвинителей. Владимир Иванович Жуковский был старше и опытнее, ему пошел уже пятый десяток, и он по праву считался одним из самых блестящих судебных ораторов Петербурга. Первым предложение выступить обвинителем по делу Веры Засулич получил от прокурора Лопухина именно он и ответил отказом, после чего прокурор велел пригласить к себе Сергея Аркадьевича. «Только ваша искренность сможет убедить присяжных!» – заявил Лопухин. Но и Андреевский отказался представлять обвинение, выразив твердое убеждение в том, что вердикт будет, несомненно, оправдательным. Дело было в итоге поручено товарищу прокурора Кесселю, который с поставленной задачей не справился.

И Жуковский, и Андреевский присутствовали в зале суда во время слушания дела. И после оглашения вердикта Владимир Иванович со вздохом сказал своему молодому коллеге: «Ну, брат, теперь нас с тобой со службы прогонят. Скажут, что, если бы не отказались и взялись за это дело, такого вердикта не случилось бы». И как в воду глядел: министр юстиции граф Пален не простил им отказа, Жуковского перевел товарищем прокурора в Пензу, а Андреевского и вовсе уволил от должности. Почти сразу вслед за Андреевским был уволен и товарищ прокурора Московской судебной палаты Николай Раевский, племянник профессора Гнедича, старший сын его родной сестры Варвары Раевской. Не знакомый лично ни с Жуковским, ни с Андреевским, пылкий горячий Николай бурно и нелицеприятно высказывался в адрес руководства Министерства юстиции и Петербургской палаты, защищая пониженных в должности и уволенных юристов и призывая все кары небесные на головы тех, кто учинил с ними несправедливую расправу, чем, естественно, вызвал гнев собственного начальства.

Председательствовавшему на суде Анатолию Федоровичу Кони перед началом процесса, в свою очередь, предлагали допустить ряд процессуальных нарушений, чтобы можно было отменить решение в кассационном порядке, если оно окажется «не таким», но Кони отказался.

– Я председательствую всего третий раз в жизни, ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно я не стану, считая это совершенно несогласным с достоинством судьи!

После вынесения оправдательного вердикта Анатолию Федоровичу предложили официально признать свои ошибки и уйти в отставку, на что Кони также ответил отказом, сказав, что именно сейчас и на его примере должен решиться раз и навсегда вопрос о несменяемости судей. Если он покажет, что его, юриста с огромным судейским опытом, безупречной репутацией, финансово независимого от жалованья, достаточно лишь слегка припугнуть немилостью, чтобы он отступился, «признав ошибки» и уйдя в отставку, то как же будут чувствовать себя другие судьи, понимая, что их положение куда более уязвимо?

И Кони немедленно оказался в опале. Как будет складываться его дальнейшая карьера – профессор Гнедич даже представить себе боялся… А уж если кому-нибудь придет в голову предъявить Анатолию Федоровичу те же обвинения, которые высказал только что студент Веселаго, то на репутации юриста можно будет поставить крест. Насколько эти обвинения справедливы, Павел Николаевич судить не решался, но понимал, что подоплека у двух упомянутых историй не очень-то красивая и вызывает вполне обоснованные подозрения.