– И что ты молчишь? – гневно вопрошал Шаров. – Вот скажи мне, Потапова, что ты молчишь? Давай, раз ты такая умная, скажи мне, что я должен отвечать, когда меня спросят, как я отреагировал на твою самодеятельность?
Вера подняла голову.
– Скажите, что я больше не работаю в системе прокуратуры. Им хватит.
– Смелая какая! И где ж ты работаешь?
– Я найду себе работу, вы за меня не волнуйтесь. Юристы не только в прокуратуре нужны, есть и Минюст, и МВД, и народное хозяйство, в конце концов. Или преподавание, юридических вузов тоже много.
– Для преподавания ученая степень нужна, – проворчал Шаров, – а без степени быть простым преподавателем в твоем возрасте уже стыдно, не девочка, чай. Поверить не могу, что ты, Вера Леонидовна, так бездарно провалила дело! Как ты вообще допустила, что арестованный начал менять показания?
– А это надо со следственным изолятором разбираться, пусть выясняют, кто с фигурантом в одной камере сидит, кто какую информацию с воли мог ему притащить. Пусть опера работают, а не штаны просиживают. Не мне вам объяснять, что следователь только проводит допрос, но к допросу фигуранта нужно готовить, и это – прямая задача тюремных оперов. Вот они и прохлопали все, что могли, а те, кто пошустрее, вовремя подсуетились и подготовили человека. Что я могла сделать в этих условиях?
– Ох, Потапова, – вздохнул начальник. – Неделю тебе сроку даю, придумай сама что-нибудь, если хочешь уйти красиво и на равноценную должность, а не по статье и с понижением. Иначе мне самому придется придумывать. Иди уж.
Вернувшись в свой кабинет, Вера Леонидовна поняла, что все изменилось. Еще два часа назад она смотрела на эти шкафы, стулья, стол, сейф, на горшки с цветами, уставившими подоконник, как на свое личное пространство, в котором все знакомое, родное, привычное и удобное. Теперь придется привыкать к мысли, что это пространство очень скоро станет чужим. Какое неуютное, холодное ощущение… Кто будет поливать цветы так же заботливо, как следователь Потапова? И вообще: будут ли, или просто дождутся, когда растения зачахнут, и выбросят горшки на помойку?
От этой мысли на глаза навернулись слезы.
Вера решительно тряхнула головой и позвонила Орлову.
Занятий в этот день у Людмилы Анатольевны Орловой по расписанию не было, на кафедре можно не появляться, и к приходу Веры Потаповой домовитая и расторопная хозяйка успела поставить в духовку пирог с капустой и напечь изрядную стопку тонких кружевных блинов.
– Веруня, на тебе лица нет, – Люсенька с заботливым вниманием оглядела гостью. – Случилось что-то? Саня говорил, ты в командировке надолго, а ты, оказывается, в Москве. Ты не заболела?
Вера кивнула, пряча кривую улыбку.
– Ага. Заболела. Непроходимой глупостью. Вот пришла советоваться с вами, как выбираться из того, что я наворотила.
– Ой, тогда сначала блинков поедим! – всплеснула руками Люсенька. – Блинки – первое средство от всех невзгод, это я тебе гарантирую. Проходи на кухню, Веруня, располагайся, Орлов сейчас придет, я его за сметаной отправила. Вопросов не задаю, Саня вернется – все расскажешь, чтобы два раза не повторять. Как Танюшка? У нее сейчас сессия?
– Все в порядке, сдает, пока без троек, так что на стипендию можно рассчитывать. А у Борьки как успехи? У него ведь тоже сессия сейчас?
– Сдал сегодня историю КПСС, так что явится только поздно вечером, – улыбнулась хозяйка дома. – Отметить сдачу очередного экзамена – святое дело.
Вера устало опустилась на табурет и привалилась спиной к стене. Доносящийся из духовки аромат поднимающегося пирога казался оглушительным, и от этого почему-то спать хотелось еще сильнее. Странная ситуация: Саня и Люся Орловы – далеко не самые близкие ее друзья, и видится Вера с ними в последние годы совсем редко, но со своей проблемой она пришла именно к ним. Почему? Может быть, потому, что придется слишком многое объяснять, а когда самые близкие друзья вдруг обнаруживают, что в твоей жизни есть огромный пласт, о котором ты упорно молчала, они начинают удивляться и обижаться. Дескать, почему скрывала, почему никогда не рассказывала… Да и совет эти самые близкие вряд ли дадут толковый, дельный, потому что далеки от системы правосудия и от юриспруденции. Так уж вышло, что тесную дружбу Вера сохранила лишь с двумя одноклассницами, имевшими совсем другие профессии, а вот с однокурсниками отношения сложились только приятельские, весьма далекие от полной доверительности.
Пришел Орлов – большой, шумный, мгновенно заполнивший собой все маленькое пространство кухни. В светлых летних брюках и яркой цветной рубашке с короткими рукавами, он совсем не походил на солидного адвоката, несмотря на ослепительное серебро седины.
– Ну, удивила, мать, вот уж удивила! – зарокотал Александр Иванович, расцеловав Веру. – То звонишь мне ни свет ни заря аж из самого Киева и говоришь, что ты в длительной командировке, а то спустя несколько дней звонишь уже с работы и просишься в гости. Тебя из командировки, что ли, отозвали? Или вообще с работы выгнали?
– Угадал. Хотят выгнать, если сама не уйду.