Обратная сила. Том 3. 1983–1997

С Орловыми было проще, после десяти вечера их, как правило, всегда можно застать, и если в течение долгого времени не удавалось созвониться с дочерью, Вера в четыре часа ночи потихоньку выбиралась из постели, стараясь не разбудить мужа, на цыпочках прокрадывалась к телефонному аппарату, уносила его на кухню и, плотно прикрыв дверь, разговаривала с Александром Ивановичем или Людмилой Анатольевной, которые уверяли ее, что все в полном порядке, и пересказывали забавные эпизоды, которых всегда так много, когда растет малыш! Но и эти переговоры становились со временем все более редкими.

А жизнь в тот период менялась быстро, и каждый день приносил неожиданные известия, становившиеся главной темой разговоров и на работе, и дома. Бастовали рабочие крупных заводов, шахтеры, водители автобусов, развернуло активную деятельность правозащитное общество «Мемориал», вывели войска из Афганистана, в Москве прошла десятитысячная демонстрация в поддержку попавшего в опалу Ельцина… События чередовались с калейдоскопической скоростью, и все это было волнующим, увлекательным, обнадеживающим и немного пугающим. Землетрясения в Армении и Таджикистане, трагедия в Тбилиси, гибель подводной лодки «Комсомолец», авария на газопроводе в Башкирии, погромы в Фергане, события в Нагорном Карабахе — все немедленно становилось предметом самого живого обсуждения. Трансляции с Первого съезда народных депутатов смотрели, не отрываясь.

Изменения происходили не только в политической жизни, но и в повседневной. Уже два года, как разрешили открывать кооперативы и совместные предприятия, и те, кто чуял в себе (порой и безосновательно) коммерческую жилку, стали уходить с бюджетной работы в сферы сервиса, общепита и производства товаров народного потребления, проще говоря — в шитье и торговлю одеждой. Шитье было плохим, но торговля — бойкой, ибо за десятилетия плановой экономики люди изрядно подустали от тусклой немодной одежды, продававшейся в магазинах. Яркие цвета и модные фасончики «кооперативных шмоток» вполне искупали и низкое качество ткани, и линяющую при первой же стирке краску, и халтурно простроченные швы.

Захваченная круговертью событий, впечатлений и разговоров, Вера Леонидовна все реже думала о жизни в Москве и совсем-совсем по этой жизни не скучала. Ей было хорошо в ее нынешнем бытии. Иногда приходила в голову мысль о том, что она не рвется повидаться с дочерью и внучкой и это, наверное, как-то неправильно, но стоило ей поделиться своими сомнениями с Верещагиным, как тот объяснил:

— Твоя Татьяна не жила с тобой уже задолго до твоего отъезда, ты давно привыкла жить без нее и видеть не то что не каждый день — даже не каждую неделю. Конечно, если бы вы жили вместе всю жизнь, то после отъезда ты бы сильно скучала с непривычки. А так-то…

— А Алиса? Наверное, Танюшка обижается и считает меня плохой бабушкой. Но я действительно не ощущаю себя бабушкой.

— Веруша, — ласково отвечал Олег Семенович, — наше будущее — это наши дети. А вот внуки — это уже будущее не наше, а наших детей. Лететь тебе все равно нельзя, а поездом ты одна больше не поедешь, я своих решений не меняю.

— Тебе легко рассуждать, — вздыхала Вера, — у тебя нет детей и внуков.

— Это правда, — соглашался Верещагин. — Зато у меня взгляд не субъективный.

Вера Леонидовна успокаивалась и возвращалась к своим занятиям.

Так прошел еще год. Потом еще один.

А потом что-то пошло не так.

* * *

— Почему мне никто ничего не сказал? — кричала Вера Леонидовна. — Как вы могли скрывать от меня, что ребенок болеет?

— Мам, ну мы не хотели тебя волновать, — оправдывалась Татьяна. — Все детки болеют, если ходят в ясли и садик, там же без конца простуды и инфекции.

— Да, все маленькие дети болеют, но не так часто и так подолгу, как Алиса! Ты же с больничного не вылезала все это время! Почему никто мне не сказал?

— Не кричи, пожалуйста. Что толку, если бы тебе сказали? Что ты могла бы сделать? Ни прилететь, ни приехать. Только сидела бы там у себя и нервничала, здоровье тратила.

Правда открылась случайно. Был день рождения Танюшки, и Вера Леонидовна, вопреки обыкновению, позвонила дочери на работу, чтобы поздравить. Начальство у инженера Орловой было строгим, телефонных разговоров на личные темы не одобряло, а единственный на все КБ аппарат стоял непосредственно на столе у руководителя, так что и захочешь нарушить запрет — не сможешь. Зная об этом, Вера раньше звонила только домой.

— А Татьяна Геннадьевна на больничном, — сообщил Вере сухой мужской голос. — У нее ребенок болеет, как всегда.

Это короткое и недовольное «как всегда» ошарашило Веру. Она долго смотрела на зажатую в руке трубку, не понимая, что происходит. Потом позвонила Орловым, застала дома Александра Ивановича и приперла его к стенке требовательными вопросами.

— Мы решили ничего тебе не говорить, — сказал Орлов, — потому что помочь ты все равно ничем не можешь, а переживания никому не на пользу. Танюшка очень просила тебя поберечь, она так радовалась, что ты счастлива, и боялась все испортить.

— Но диагноз-то поставили? Что с ребенком?