Обратная сила. Том 3. 1983–1997

Квартира теперь радовала чистотой, уютом и запахом свежего ремонта, в котором смешивались запахи штукатурки, масляной краски, которой покрашены оконные рамы и подоконники, новых обоев и обойного клея. Еще совсем немного, два-три дня – и приказ о назначении подполковника Потаповой будет подписан, и каждое утро она будет выходить из своей обновленной квартиры, в которой больше не живет любимая дочь Танюшка, и ехать на новую работу, в которой больше не будет ее любимой науки. Начинается другая жизнь.

Насколько другая?

Эта мысль вдруг встала перед Верой Леонидовной необыкновенно ясно и отчетливо. И ей стало немного страшно и очень неуютно.

* * *

К концу лета Александр Иванович вдруг осознал, что вспоминает о своем инфаркте уже не каждый час и даже, случается, не каждый день. Он совершенно окреп и восстановился, ежедневные прогулки позволили сбросить пару-тройку лишних килограммов и окрасить лицо в здоровый цвет, даже морщины, казалось, разгладились. С середины июля адвокат Орлов приступил к работе и с наслаждением вел прием граждан в консультации и выступал в суде. Все было так же, как раньше, за одним небольшим исключением: то, что прежде вызывало у Александра Ивановича злой смех и искреннее возмущение, теперь порождало в его душе добродушное умиление.

– Люсенька, Танюша, вы только послушайте! – говорил он, отрываясь от текста приговора, на который нужно было принести кассационную жалобу. – Обвинение в изнасиловании. Зачитываю: «снял с потерпевшей брюки, рейтузы, колготки, плавки и трусы». Это в июне-то месяце! И не в Заполярье где-нибудь, где летом и вправду может быть очень холодно, а в Москве, на Лосином острове. Как можно было подписать такой текст? Судьи что, не читают приговоры, которые выносят? И вообще, где вы видели девушек, которые столько всего на себя надевают? Вот вы, женщины, ответьте мне: это похоже на правду?

Татьяна хохотала до слез, а Людмила Анатольевна спрашивала:

– Ты собираешься на этом хлипком основании подвергать сомнению справедливость и обоснованность приговора?

– Разумеется, нет, – улыбался Орлов. – Но на основании этого бреда я составляю собственное представление о компетентности и добросовестности судьи и заседателей. Если судья пропустил такую очевидную чушь, то высока вероятность того, что в тексте приговора найдется еще немало и других ляпов, гораздо более серьезных, которые могут стать основанием для жалобы. Ну какая же прелесть, девочки мои, какая прелесть!

А ведь еще полгода назад он непременно разразился бы гневной тирадой в адрес и судей, и народных заседателей, и секретарей судебных заседаний, и следователей (ведь всем известно, что секретари судебных заседаний просто переписывают слово в слово текст обвинительного заключения), и представителей государственного обвинения, которые так халатно относятся к серьезным документам, решающим человеческие судьбы. Теперь же Орлов лишь улыбался да развлекал своих домашних особо удачными перлами. Ему больше не хотелось ни гневаться, ни злиться, ни возмущаться. Ему хотелось мира и покоя.

В сентябре наконец нашли устраивавший всех вариант обмена квартиры и подмосковной дачи на две «двушки». Одна подальше от центра, на проспекте Вернадского, зато побольше, другая – поменьше, возле станции метро «Парк культуры».

– На метро – прямая ветка, – радовалась Людмила Анатольевна, – друг к другу сможем за 15 минут добраться от подъезда до подъезда.

Квартира побольше предназначалась для Бориса и Тани, ведь у них обязательно будут дети. Орлов почему-то очень обрадовался, когда выяснилось, что для обмена достаточно расстаться только с дачей, а машину удается сохранить. Он даже не предполагал, что так соскучился по вождению. Целый год не сидел за рулем…