А вот с разменом жилплощади, которую получил Хвыля, никак не складывалось: Алле с сыном необходима была двухкомнатная квартира, а Андрей Викторович на «однушку» не соглашался. Без дополнительных капиталовложений превратить трехкомнатную квартиру, пусть и улучшенной планировки, и в престижном районе, в две двухкомнатные не получалось даже у того замечательного опытного маклера, которого порекомендовали Орловы. Алла с Мишей жили в новой квартире в буквальном смысле слова на чемоданах и коробках, Андрей временно переехал к своему другу Максу Рустамову, и поскольку Макс предпочитал круглый год жить на даче, все – и сама Алла, и Орловы – были уверены, что в московской квартире Рустамова Хвыля живет со своей новой пассией. Александр Иванович понимал, насколько болезненна и невыносима сложившаяся ситуация для его дочери, но поделать ничего не мог. Чем тут поможешь? Только деньгами, чтобы облегчить размен. Орлов знал, у кого можно одолжить большую сумму на длительный срок, и если для себя он никогда на это не пошел бы, то для дочери готов был поступиться давно выработанными правилами. Но как сделать, чтобы не обидеть Люсю? Вся его семья всегда знала, что Александр Иванович принципиально не берет в долг ни рубля, поэтому при поиске вариантов размена квартиры никто не ставил вопрос о том, чтобы одолжить денег, но сохранить дачу, которая понадобится, когда у молодоженов появятся дети. «Мы не можем жить в счет будущих доходов, которые то ли будут, то ли нет. Мы живем только на то, что уже заработали», – твердо повторял Александр Иванович. Если он только попробует заикнуться о финансовой помощи Алле Горлицыной, Люся снова начнет подозревать, что у него роман с актрисой. И Борька, и Танюшка, и Вера Потапова – все будут так думать. Ибо никак иначе объяснить подобную немыслимую щедрость невозможно. Одалживать деньги Орлов будет для себя, значит, и отдавать придется самому, независимо от того, сможет ли это делать Алла. Иными словами, помощь эта ляжет тяжким бременем на бюджет семьи Орловых.
А Алла? Она ведь не возьмет такие деньги в подарок, и в долг не возьмет тем более – отдавать-то нечем, зарплата в театре крошечная, рассчитывать на Мишину стипендию не приходится: этим летом парень закончил в школу и поступил в институт, но никто никаких иллюзий на этот счет не питал. Поступить ему удалось только благодаря спортивным успехам, но крайне маловероятно, что в его зачетке появятся оценки выше «удовлетворительных». Институт для Михаила Хвыли не рассматривался как источник знаний и получения профессии, а был всего лишь способом не идти в армию.
И тут на память пришли часы и кольцо, принадлежавшие кому-то из Гнедичей, далеких предков настоящего Сани Орлова. Что говорила старуха Коковницына? Что они не представляют ни малейшей ценности как ювелирные изделия, но за них могут дать хорошую цену как за антиквариат. В антиквариате Александр Иванович не разбирался совсем, но у него было несколько давних знакомых-букинистов, к которым он и обратился с просьбой посоветовать компетентного консультанта по изделиям девятнадцатого века. Получив в руки бумажку с адресом и номером телефона, он созвонился с антикваром и отправился к нему домой, в район Большой Ордынки.
Уже почти год, как суровая длань правоохранительной системы всей мощью опустилась на торговую сеть, в первую очередь – московскую. Арестовали директора «Елисеевского» гастронома, вскоре после этого застрелился директор Гастронома № 2, в последние месяцы число арестов в столичной торговой сети возросло многократно. Все боялись. В руки правосудия попасть не хотелось. Но «теневые» деньги нужно было вынуть из кубышки и куда-то вложить, чтобы не пропали, и существенно вырос спрос на антиквариат, причем преимущественно – мелких габаритов. Купишь комод в стиле ампир, поставишь в комнату – и любой его увидит и тут же стукнет, куда надо, мол, на нетрудовые доходы человек живет. А старинное кольцо или серьги с бриллиантами, сапфирами и изумрудами можно хоть в коробочку положить подальше от любопытных глаз, хоть к старушке матери в провинцию отвезти для сохранности. Для антикваров, особенно специализирующихся на ювелирке, наступили золотые времена, омраченные, однако, все тем же страхом перед агрессивным наступлением на преступные нарушения в сфере торговли.
Антиквар, к которому пришел Орлов, оказался, вопреки ожиданиям, не из пугливых. Но не потому, что мнил себя достойным безнаказанности, а исключительно потому, что ничего не покупал и не продавал. Он был именно специалистом, знатоком, оценщиком. Внимательно изучив часы и кольцо, он вынес неутешительный вердикт: