Мы были простыми бойцами, и все эти сводки узнавали от ребят из радиоразведки. В дружеских беседах они рассказывали нам о том, что происходит в эфире боевиков. Работы вдоль границы прибавилось в разы, но нам было весело. Простаивать в части уже всем было влом. А здесь была движуха! Никто из нас не думал тогда ни о какой большой войне.
В Моздоке провели сдачу на берет. Из моего призыва никто не сдал, так как вся нагрузка по нарядам висела на нас. Через каждые сутки мы заступали в наряд, плюс выдвигались в составе группы в патрули. Времени на подготовку не было. Из нашей группы на берет сдал только Дизель. Ему сразу дали старшего сержанта, и он готовился заменить наш старший призыв.
Дембеля со дня на день должны были отправиться в отряд, а после разъехаться по домам.
Всё протекало спокойно… Срок службы старшего призыва заканчивался. «Старички» готовились к отъезду. Но несмотря на то, что нам периодически доставалось от них, было немного грустно. Все-таки, за полгода мы как-то сплотились: жили в одном помещении, ходили в одну столовую, физо, спарринги…
Теперь появятся молодые бойцы. Мы сможем просто заняться собой в свободное от тренировок время.
Наступила минута прощания. Отслужившие бойцы отряда погрузились в авто, грузовик просигналил пару раз и все принялись стучать по кузову автомобиля. Это была такая традиция. Попрощались!
После их отъезда в иерархии группы мы стали повыше.
За время командировки было лишь два боевых вылета на вертушках по преследованию диверсионно-разведывательных групп на границе с Чечнёй. Ходили слухи о том, что хулиганят выпускники лагеря Хаттаба. Да ещё один из вертолётов получил пробоины, когда в него саданули из зелёнки[70]
. А так, ничего серьёзного не произошло, командировка прошла без потерь. Приключений не было.Самое спокойное время — время отъезда в отряд. Боевые задачи выполнены. Вся военная техника погружена на железнодорожную платформу. Большинство офицеров уехали раньше. А у нас есть свободное время посидеть в купе, пообщаться с друзьями.
Единственное, о чем я тогда жалел — мне так и не удалось поучаствовать в «полетах валькирий» на Ми-8[71]
в стиле «Вьетнам пати». Но, я надеялся, что все еще впереди!Workout[72]
Злой с утра. Опять плохо спал. Полночи на балконе простоял, чай мятный хлебал. Хорошо хоть не курю, а то смолил бы, как паровоз. Лихорадит: то озноб пробьёт, то пот прошибёт. Пасмурное апрельское утро, ветер разогнал почти всех турникменов с площадки. Глянул в телефон — кисляк! Ничего нового, одна пошлятина. Пойти что ли, на перекладине повисеть, резинки потянуть?
Спускаюсь вниз пешком. Меряю ступеньки в подъезде. Вроде нормально, сердце не колотит. Вышел во двор. Разминаюсь. На соседней перекладине болтаются двое мальчишек с модными причёсками, облаченные в полиэстеровую воркаутскую броню. Бицепсы крепкие, да ножки-палочки.
Начинаю выполнять подтягивания. Да уж, постарел, не то что раньше. Ну, думаю, пару подходов сделаю. Не спеша, спешить мне некуда. Краем уха улавливаю громкий, противный голос: «Да хуйня все это. Чё вы как бабы в колготках? Шорты надел и давай по двадцать раз, работай, работай. Закаляться надо. Мы в спецназе и в жару, и в холод часами на турниках висели, а вы, молодые, раз-два и обкончался… И чё это за амплитуда? Слышь, кучерявый, ты и в телку также засовываешь, на полнапёрстка?..»
Я еще толком не успеваю идентифицировать голос, как мне на спину со всего маху опускается здоровенная пятерня.
— А-а-а, бобер из спячки выполз. Елочное украшение! Чё висишь? Работааай, братик!
«Тфу, Стрекоза! — понял я и соскочил на землю, растирая ладони: — Следит он за мной, что ли? Выслушивать теперь эту ахинею и нравоучения».
Обернулся. Надо мной, словно каланча высилась двухметровая стотридцатикилограммовая махина. Бугры бицепсов, трицепсов, стальные канаты предплечий, широченная, словно плита, грудина. И всю эту «мясную лавку» венчала на удивление маленькая, бритая голова с аккуратными, всегда навострёнными ушками и тяжеленным подбородком, объём и непропорциональную величину которого не могла скрыть даже по-купечески окладистая рыжая борода. Стрекоза стоял, уперев руки в боки, с привычным выражением собственного превосходства, навечно застывшем на смуглой морде с резко очерченными крупными чертами. Облаченный в навороченные тактические милитари-брюки с нелепыми огромными наколенниками, поношенный спецназовский тельник и новенькие облегченные «натовские» берцы песчаного цвета, он являл собой образец безграничного самодовольства.
— Окислился, брательник. Застоялся. Спецназовец и до девяноста лет должен быть как штык. Твердый и острый! А ты? Чаехлёб ты наш, принцесса Нуррри!
— Бл…, — как всегда, при виде Стрекозы захотелось сказать ему какую-нибудь гадость, но вместо этого я почему-то спросил его: — А на хера тебе на гражданке брюки с наколенниками? Они ведь мешают только. Да и берцы почему у тебя «натовские»?
— И чё, что «натовские»? Казаки тоже в походе с убитых врагов доспехи снимали. А эти — трофейные! — манерно растягивая слова, произнес мой незваный гость.