Обратная сторона

Меня разбудил монотонный гул. Летели в ИЛ-76. Покрутил головой по сторонам. В иллюминатор било яркое августовское солнце. Рядом мирно дремали Костян, Буш и Москаль. Через двадцать минут полета двигатели махины изменили тон, и мы начали снижаться. Все заёрзали на своих местах. Кто-то зевал и тер глаза, кто-то вытягивал руки вверх. Мы всё сидели на полу, рядом со своим оружием, рюкзаками, бронежилетами и сумками со «Сферами». Самолет грузно сел на взлётку и начал подтормаживать.

На борту все загалдели и засуетились. Бортмеханик сочувственно посмотрел на нас. Он был одним из членов лётной команды, которая доставляет живых людей в горячие точки, а затем везёт обратно «груз двести»[78]. И так рейс за рейсом!

Рампа открылась. По двум трапам мы покинули борт.

— Разведка сюда! — приказал Зубочистка.

Группа двинулась мимо здания аэровокзала с надписью «Махачкала».

«Жаль, что не Сайгон, — подумал я про себя. — Чарли[79] не встречают гостей». Впрочем, здесь были свои «чарли» и, в отличие от вьетнамских, крайне бородатые. Но о них попозже.

Офицеры приказали нам проверить вооружение, имущество, экипировку. Зубочистка громко объявил:

«Группа, внимание! Три часа на отдых, потом придёт борт и летим дальше. Старшина! Выдай людям сухпай!»

Я бросил на траву свои вещи, лег и положил голову на рюкзак, из которого торчала саперная лопата. Ко мне присоединились другие бойцы. Рядом примостился хороший, добрый парень из Башкирии — Эдик. Спокойный, рефлексирующий, в свободное время любивший пофилософствовать, он часто собирал вокруг себя молодых бойцов и делился с ними своими представлениями о мироустройстве. В этот раз он был весь какой-то дёрганый и раздражённый и всё время рассказывал о предстоящем одиннадцатого августа солнечном затмении. Дескать, всё в мире взаимосвязано: и наш рейд и затмение. Нехорошо, как бы не случилось чего.

— Эдик, съешь лучше тушняка и успокойся — не выдержал Дизель.

Как ты не храбрись, а такие разговоры все равно мешают. Меньше думаешь — дольше про живешь!

Пекло невыносимо. Так мы провалялись на взлётке под палящим солнцем несколько часов.

Наконец приехал военный уазик, из которого вышел какой-то генерал. Лобов скомандовал:

— Отряд! Становись!

Мы быстро встали с оружием и упали в строй.

Генерал обратился к нам:

— Бойцы! Я знаю, вы только из Моздока, но придется потерпеть. Справитесь! Эта операция максимум на две недели. Держитесь, сынки!

Потом развернулся и направился к Уазику.

После совещания командиров групп, Странник объявил нам, что Хаттаб и Басаев вторглись в Российскую Федерацию. Десантники уже ведут бои. Нашему отряду поставлена боевая задача выдавить боевиков в сторону Чечни.

Забрав имущество мы направились в сторону «вертушек». В один вертолет поместилось две группы. И хотя, все были собраны и внешне спокойны — ни паники, ни мандража, в воздухе почти физически ощущались напряжение и опасность. Шутка ли, предстоит настоящий боевой вылет! На «вертушках»! К гукам! Но пока летели, напряжение постепенно отпускало, сменяясь эмоциональным подъемом и даже, как ни странно, радостью. Как будто предстоял не бой, а испытание нового аттракциона а-ля Мертвая петля…

Я испытывал волнение и одновременно восторг. Вертолеты прочно ассоциировались с Вьетнамом. Спасибо Френсису Форду Копполе! Параллель с любимыми фильмами детства непостижимым образом вселяла уверенность и прибавляла сил. Мой дух, моя сила воли были в порядке. Начинались настоящие приключения! Как тут не задуматься о материализации мысли, ведь вот оно: полет, оружие, противник.

«Может Басаев и Хаттаб спланировали рейд, потому что я так сильно хотел попасть на войну?» — думал я. Эта глупая мысль меня ещё сильнее развеселила, я улыбнулся. Что ж, искал приключений на жопу — получай!

Экипаж запустил двигатели, машина начала свистеть, все затихли. Обороты нарастали, и «корова»[80] пошла на взлет. Вертолёт набрал скорость и тяжело оторвался от земли…

Кроме неба и солнца, которое безжалостно било в стекло, в иллюминаторы ничего не было видно.

Пролетев чуть больше ста километров, воздушная машина пошла на снижение.

Приземлились. Вышли. Из-за поднявшейся пыли видимость была плохая.

Как только «вертушка» ушла прозвучали выстрелы.

В двухстах метрах от нас три орудия били прямой наводкой в гору, разделенную двумя хребтами.

«Вот и Вьетнам! — подумал я. — Началось веселье!»

И похоже, так думал не я один! Ведь суть спецназа — это война. Спецназ не проверяется на соревнованиях, кто больше присядет или больше подтянется. Проверка спецназа — это бой с превосходящими силами противника. Поэтому, все бойцы отряда были рады возможности пройти через что-то действительно серьезное! Только один боец не был рад. Точнее он тоже радовался, но по нему этого заметно не было. Это был парень азиатских кровей, неулыбчивый, молчаливый, то ли якут, то ли бурят. На его лице, словно застыла маска великой скорби. Как будто его деревню рядом с Камбоджей сожгли американские морпехи. По крайней мере, мне в голову лезли именно такие мысли. «Плачущий убийца». Так его прозвал замполит группы — Диджей Вова.