Обратная сторона космонавтики

Лавейкин смеется: «Моя жена — очень мудрая женщина. Она поймет и скажет, мол, ты ведь и на Земле не святоша, чего же ожидать от тебя в космосе?»

Думаю, с этим Крафт бы согласился. Он говорит, что поддерживает идею об отправке на Марс немоногамные пары — не важно, геев или людей с традиционной ориентацией. «[Космические агентства] стараются быть достаточно либеральными в своем отношении к сексуальной ориентации астронавтов», — отмечает он. Эндрю Томас полагает, что во время полета на Марс может произойти что-то похожее на происходящее во время экспедиций в Антарктиде: «Очень часто участники таких экспедиций разбиваются на пары и вступают в отношения сексуального характера, которые длятся в течение всей экспедиции. Они это делают для того, чтобы найти некоторую „точку опоры“, поддержку, что поможет им пройти сквозь все трудности и лишения. Но с окончанием работы экспедиции все отношения заканчиваются».

На протяжении семнадцати лет в Антарктиде работали только мужчины. С женщинами, прошу прощения, ассоциировали только проблемы: рассеянное мужское внимание, распущенность и ревность. Так было вплоть до 1974 года, когда в составе зимней экспедиции станции «Мак-Мёрдо» наконец-то появились женщины. Одна из них, правда, была 50-летней незамужней биологиней, изображенной на фотографии с золотым крестиком поверх гольфа, а другая — монахиней.

Сегодня около трети американских исследователей на Антарктиде — женщины. Они очень работоспособны и эмоционально стабильны. Смешанные группы, как говорит Ральф Харви, — это золотая середина. В таких группах меньше драк и грубых шуток и «никто не надрывает спину слишком тяжелыми коробками». Норберт Крафт рассказывает мне об одном исследовании, в котором принимали участие группы, состоящие только из мужчин, исключительно женские группы и смешанные. Последние проявили себя лучше всех. Ну а хуже всех выступили чисто женские команды. «Нельзя же только и делать, что болтать», — говорит, расхрабрившись, Крафт.

«Вы можете себе представить, что случится с шестью мужчинами по дороге на Марс?» — продолжает Лавейкин.

«Знаю», — говорю я, хотя не уверена, что нам нарисовалась одна и та же картина.

«Посмотрите на заключенных в тюрьме. И на подводных лодках, и геологов на задании», — говорит Лавейкин.

Я решаю спросить потом Ральфа Харви, что он думает обо всем этом. Лавейкин говорит, что не может вспомнить, чтобы ему доводилось слышать об «однополой любви» между русскими космонавтами. [9]В конечном счете, на Марс можно отправить, как в шутку предложил астронавт «Аполлона» Майкл Коллинз, группу евнухов.

В первой космической изоляционной камере содержался лишь один человек. Психиатры «Меркурия» и «Востока» не думали о межличностных отношениях членов экипажа, ведь полеты длились пару часов или дней и астронавты летали в одиночку.

О чем психиатры действительно волновались, так это о космосе как таковом. Что может произойти с человеком в полнейшей тишине и непроглядной тьме бесконечного вакуума? Чтобы выяснить это, они попытались создать некоторое подобие космоса здесь, на Земле. Ученые Воздушно-медицинской исследовательской лаборатории на военно-воздушной базе «Райт-Паттерсон» поместили человека в звуконепроницаемую морозильную камеру размером 2 на 3 метра, поставили туда раскладушку и эмалированный горшок, положили немного еды и выключили свет. Вскоре трехчасовое заточение в этой изоляционной камере стало одним из квалификационных тестов для астронавтов «Меркурия». Один из кандидатов, Рут Николс, назвала это самым сложным испытанием из всех. По ее словам, некоторые мужчины-пилоты выходили из себя уже через пару часов.

Полковник Дэн Фалгэм был ответственным за эксперименты на авиабазе «Райт-Паттерсон», и он не помнит случаев, чтобы кто-то из кандидатов буянил или просто прерывал испытание. Насколько он помнит, все они просто спали.

Но скоро ученые поняли, что чувственная депривация не отражает всей реальной ситуации. В космосе, конечно, темно, но на корабле света достаточно, а радиосвязью можно будет пользоваться большую часть времени. Куда более серьезными заботами были клаустрофобия и чувство одиночества, особенно при длительных полетах. Именно поэтому в 1958 году летчик Дональд Фаррэлл совершил «полет» на Луну в одноместной кабине имитатора космического корабля в Школе авиационной медицин авиабазы «Брукс», штат Техас. В журнале «Таймс» вышла статья, в которой было сказано о дневнике Фаррелла, к сожалению давно утерянном, как о полном непристойных слов и выражений. Хотя в интервью Фаррелл говорил только о том, что скучал по сигаретам и забытой расческе. Но мне почему-то кажется, что самым большим испытанием для Фаррелла были сентиментальные песенки о любви, постоянно звучавшие в имитаторе.

Оглядываясь назад, можно сказать, что было глупо полагать, будто большой холодильник сможет заменить настоящий опыт астронавта. А для того чтобы узнать, что произойдет с человеком в космосе, может, нужно было просто его туда отправить?