Обратная сторона мести (СИ)

— Посмотрим, — пожала плечами Ира, увлеченно роясь в сумке. Наконец, обнаружив искомое, повернулась, пропустив сквозь пальцы легкую ткань элегантного вечернего платья. — Блистать так блистать, — заметила с усмешкой.

Когда спустя рекордные десять минут Ирина Сергеевна вновь появилась в общей гостиной, Паша на мгновение даже растерялся, не сразу сообразив, что пялится на начальницу совершенно неприличным образом.

Она действительно была хороша. Строгое черное платье, единственной вольностью в котором был разрез, то и дело открывающий стройную ножку, идеально подчеркивало всю изящность фигуры. Рыжие локоны, струившиеся по плечам, казались особенно яркими, притягивая взгляд, а чуть насмешливая улыбка придавала лицу то особое выражение, которое так цепляет мужчин, желающих добиться того, что недоступно.

— Отлично выглядите, Ирина Сергевна, — пробормотал Паша, нервно поправив ворот рубашки.

— Ты тоже, — краешком губ усмехнулась Ирина. В образе Ткачева изменилась всего одна деталь: вместо футболки на нем теперь была надета белоснежная рубашка с небрежно распахнутым воротом, но и этого оказалось достаточно, чтобы он смотрелся настоящим голливудским красавцем. С этими литыми мышцами, так отчетливо проступавшими сквозь ткань. С этим ежиком темных, наверняка чуть жестких на ощупь волос. И вдруг, на целую долю секунды, ее обожгло мыслью: а каково это — неторопливо, чувствуя напряженное тепло кожи, скользнуть ладонями по крепким плечам, вверх, к затылку, и выше, зарываясь пальцами в волосы, слегка царапая ногтями и…

Что?!

Она что, думает о нем… как о мужчине?

Бред. Такой абсолютный, невероятный бред, что захотелось рассмеяться. Вслух, искренне и громко, прогоняя это мимолетное, но такое отчетливое видение, горячей волной ударившее в мозг. Такое явственное ощущение перекатывающихся под ее ладонями мышц. Такое нереально-отчетливое чувство собственной власти над ним, на мгновение сладостно вскружившее голову.

Бред. Бред-бред-бред.

Тонкие шпильки элегантных туфель выбивали протестующую дробь, пока она мчалась вниз по лестнице, не заботясь, поспевает ли за ней Ткачев. И не понимая, отчего так яростно и гулко колотится вылетающее сердце.

Бред.

Она сбилась с шага, едва, разгоряченная собственным раздражением и непониманием, ворвалась в зал ресторана. Все недавние мысли, порожденные нелепым наваждением, испарились, заменившись легкомысленно-сладкой пустотой. Сердце, только что оглушительно грохотавшее, стало будто невесомым и замерло в радостном почти-испуге.

Пронзительно-голубой взгляд знакомых глаз раскаленным прутом ввинтился в ее зрачки.

***

Он и представить не мог, что Ирина Сергеевна — насмешливая, холодная, циничная Ирина Сергеевна — может так таять от одного взгляда. Не говоря уж о прикосновениях, когда ее отглаженный будто невзначай касался обнаженного локтя, руки или плеча. Нужно было видеть, каким жгучим румянцем вспыхнуло ее лицо, когда Забелин, только подойдя к их столику, бросил небрежное приветствие и, никого не стесняясь, наклонился и поцеловал ее в щеку.

Как будто у него было полное, черт возьми, право на это.

И это бесило. Это отчего-то неимоверно бесило, разжигая волны перекатывающегося под ребрами глухого, зудящего раздражения. Заставляло стискивать пальцы, комкая салфетку так, что побелели костяшки.

Может быть. Может быть, это оттого, что ни у кого — ни у кого из них не было подобного права. Разве что Фомин по пьяной дури, расчувствовавшись, мог полезть обниматься. Или он сам, когда увлеченно обсуждали какое-то дело, мог наклониться чуть ближе дозволенного к ее лицу, жадно изучая каждую черту, каждое движение цедивших слова или улыбавшихся губ, каждую морщинку, пролегавшую между бровей или к уголкам глаз…

И никогда ничего большего. Словно имелись какие-то строго очерченные границы, переступать которые не позволялось никому.

Никому, кроме…

Вот оно. Вот причина душащего недовольства, заставлявшего сжимать челюсти и с досадой отводить глаза.

Ни у кого не было права пересекать эти самые границы, и никому не пришла бы в голову даже мысль о подобной возможности. А он, этот совершенно левый придурок, с такой непринужденной легкостью ломал эти преграды, как будто чувствовал себя гребаным завоевателем.

Очередной колючий, наполненный ядовитой досадой взгляд обжег расслабленное, совершенно растерянное лицо. Какой Ведищев? Кажется, упади рядом с ней метеорит, Ирина Сергеевна не заметила бы и того. Она вообще вряд ли помнила, кто она, где и зачем. Словно во всем мире существовал только этот тип со своим вкрадчивым голосом и наглыми до невозможности руками.

Хватит.

Ткачев залпом допил остатки вина в невесть котором по счету бокале и поднялся с места, почти моментально сливаясь с толпой танцующих, успевших заполнить свободное пространство. Погружаясь в звуки вибрирующей музыки и волны энергии, наполнявшей все вокруг.

Хватит.

Нахер.

Н а х е р.

Просто исчезни из моей головы.

Просто. Исчезни.

***