Обратная сторона радуги

– Мама звонила из Сан-Франциско, тебе привет.

– И как у неё дела?

– Голос веселый, обещала нагрянуть на Хануку, пока в Стэнфорде рождественские каникулы, и повторить торжество.

– Веселый голос? Неужели у Эсти появился поклонник?

– Давно пора.

– И не только ей. Ты, например, не задумывалась о возможности провести этот вечер в другой компании?

– Не хочу нарушать традицию.

– Слепое послушание традиции ведет к застою, – отчеканил дедушка Рубен.

Итак, самые неприятные ожидания подтвердились – головомойка неизбежна.

– Ты хочешь, чтобы я была счастлива или, как добропорядочная бонеллия, отловила свободного самца и не слонялась одна по приличному водоему?

– Полагаю вопрос риторический.

– Тогда просто дай мне время.

– За такое отношение к своей единственной жизни надо бы дать тебе пару подзатыльников.

– Бесполезно, – засмеялась я, – это тебе скажет любой ас воспитательного процесса от Спока до Ди Снайдера, особенно, если чадо уже взрослое и даже успело наделать ошибок, которые не лечатся подзатыльниками – я бросила взгляд на предательски молчащий мобильный телефон, и дедушка поймал его. Он как всегда все знал, но решил не вмешиваться, пока мои отношения со Шломо окончательно не всплыли на поверхность.

– Так вот оно что, – он вдруг побледнел, казалось, даже потускнела его щеголеватая седая борода. – Да, в скверную историю втянул тебя этот малый. Я обязан был тебя защитить, но если бы я однажды указал гаденышу на его место, ты бы меня возненавидела, – дедушка посмотрел на меня так, как будто вдруг его посетила мысль настолько неприятная, что даже сделалось больно. – Кажется, я впервые в жизни по-настоящему струсил. Прости меня, Ирис.

Не готовая к такому повороту, я принялась возражать.

– Ты тут совсем не при чем. Я сама во многом виновата, и наверное, мы просто друг друга не поняли… – закончила я неуверенно.

– Когда студент не понимал суть лекции, я считал себя в этом виноватым.

– А как бы ты поступил на его месте? – вопрос, конечно, был провокационным, но дедушка снова спокойно и просто ответил:

– Мне сложно представить себя на его месте, я слишком любил Хану, чтобы пренебрегать ею, – о бабушке он всегда говорил так, как будто она при этом находилась в соседней комнате, – и слишком уважал женщин, чтобы напрасно сбивать кого-то с пути. Но если бы возникла ситуация, в которой я ничего не могу дать человеку, я дал бы ему, по крайней мере, возможность сохранить лицо и все начать сначала.

Интересно, студенты профессора Боннера когда-нибудь не понимали суть лекции? Я что-то в этом сомневаюсь.

– А может и Шломо решил дать мне возможность сохранить лицо?

– Шломо решил дать себе такую возможность, не идеализируй его.

– По крайней мере, этим недурно можно было успокоить совесть. Ничего серьезного нас, тем не менее, не связывает. И то, что у меня сейчас невыносимо болит душа, не самый убедительный аргумент.

– Зато когда у него невыносимо болела спина, ты начала проявлять интерес к лечебному массажу.

– Я делала об этом передачу.

– Весьма своевременную.

– Не могла больше слушать, как он охал в телефонную трубку.

– Позёр, – буркнул дедушка Рубен.

– Он должен был выбирать и выбрал семью. Ты сам всегда говорил – жертвуй пешкой ради ферзя.