Обратная сторона успеха

– Я Ладислаус Бус-Фекети. Вас мне рекомендовал Джордж Хейли.

Хейли был голливудским сценаристом, с которым я познакомился давно.

– Чем могу быть полезен, мистер Бус-Фекети?

– Я хотел бы поговорить с вами. Давайте пообедаем вместе?

– Согласен.

Повесив трубку, я немедленно позвонил Хейли.

– Кто такой Ладислаус Бус-Фекети?

– Знаменитый в Европе венгерский драматург, – засмеялся он.

– Что ему нужно от меня?

– У него есть сюжет пьесы. Он пришел ко мне, но я занят, поэтому и вспомнил о тебе. Ему нужен кто-то, хорошо знающий английский. В любом случае ты ничего не теряешь.

Мы пообедали в моем отеле. Ладислаус Бус-Фекети оказался приветливым здоровяком, ростом около пяти футов четырех дюймов и весом не менее трехсот фунтов. С ним была миловидная полная брюнетка.

– Это моя жена Марика, – представил он.

Мы обменялись рукопожатиями и стали рассаживаться.

– Мы драматурги, – продолжал Бус-Фекети, – в Европе шло много наших пьес.

– Знаю. Я говорил с Джорджем Хейли.

– У нас появилась потрясающая идея, и мы были бы очень рады, если бы вы согласились над ней поработать.

– Какая идея? – осторожно спросил я.

– Речь идет о солдате, вернувшемся с войны в родной городок, где его ждет любимый человек. Беда в том, что на фронте он влюбился в кого-то другого.

Меня это не очень вдохновило.

– Простите, – начал я, – но не думаю…

– Вся соль в том, что солдат, вернувшийся в родной город, – женщина.

– Вот как? – мгновенно оживился я. – Это совсем другое дело.

– Ей придется выбирать между женихом и новой любовью.

– Вас это интересует? – перебила Марика.

– Очень. Но у меня есть соавтор.

– Не имею ничего против, – кивнул Бус-Фекети, – но тогда ваша доля вдвое уменьшается.

– Для меня это не важно, – отмахнулся я.

Вечером я позвонил Бену и рассказал о предложении венгра.

– Прости, но на этот раз тебе придется обойтись без меня, – вздохнул друг. – Начальство взбесилось из-за моих частых отлучек. Отныне я обречен прозябать в Форт-Диксе.

– Черт! Мне будет тебя недоставать.

– И мне тебя, старина! Удачи.

Лаци – как он попросил его называть, – Марика и я приступили к работе. Акцент Марики был не слишком сильным, но Лаци я понимал с трудом. Мы назвали пьесу «Звезда в окне».

Последний акт был закончен через четыре месяца, и мой агент показал пьесу продюсерской фирме «Хоут и Элкинс». Партнеры согласились ее поставить. Режиссером был назначен Джозеф Каллейа. Мы начали кастинг. Главную женскую роль поручили талантливой бродвейской актрисе Пегги Конклин. Мы пробовали на роль героя множество мужчин, но так и не нашли подходящего. Однажды агент прислал молодого актера.

– Не откажетесь прочитать несколько реплик? – спросил я.

– Конечно, нет.

Я протянул ему пять страниц сценария. Он и Пегги начали читать сцену, но уже через две минуты я их остановил:

– Большое спасибо, довольно.

Актер вызывающе выдвинул подбородок и пожал плечами.

– Так я и знал, – зло бросил он и, сунув мне текст, пошел со сцены.

– Погодите! – окликнул я. – Роль за вами.

– Ч-что? – растерялся он.

– Повторяю, роль ваша.

Он мгновенно поймал суть своего персонажа, и я понял, что никого лучше мы не найдем.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Керк Дуглас.

Начались репетиции. Все шло хорошо, а Пегги Конклин и Керк Дуглас оказались прекрасными партнерами. Когда спектакль был готов, мы отправились в турне по городам. Первой остановкой был Вашингтон, и рецензии полностью оправдали наш оптимизм.

«„Звезда в окне“ сияет ярко».

«Пегги Конклин играет роль лейтенанта с воодушевлением и очень убедительно».

«Керк Дуглас изумителен в роли сержанта Стива, неизменно уверен в себе и не путает текст».

«Вчера вечером публика посчитала „Звезду в окне“ веселой и забавной и наградила пьесу аплодисментами, не давая опустить занавес».

Я был в восторге. После провала «Сна с музыкой» неплохо бы иметь в арсенале еще один бродвейский хит.

Перед премьерой на Бродвее продюсеры решили изменить название пьесы на «Элис сражается».

Премьера состоялась 31 января 1945 года. Зрители восторженно аплодировали. Когда занавес опустился, все мы отправились в «Сарди» отпраздновать событие и ждать рецензий.

Первой высказалась «Нью-Йорк таймс»: «Настоящее бедствие в театре. Диалоги кажутся искусственными, просто удивительно, как у актеров ворочаются языки».

«Дейли ньюс»: «Ошибка».

«Гералд трибюн»: «Избито».

«ПМ»: «Безлико и пошло».

Следующие три дня я не выходил из номера и отказывался брать трубку. И не мог думать ни о чем, кроме уничтожающих рецензий: «искусственные диалоги… ошибка… избито…»

Критики были правы. Я недостаточно талантлив, чтобы писать для Бродвея. Все мои успехи – результат слепой удачи.

Но что бы там ни ждало впереди, я сознавал: нельзя провести остаток жизни в номере отеля, оплакивая свою судьбу. Поэтому и решил вернуться в Голливуд. Придумаю что-то оригинальное, постараюсь продать и напишу сценарий.

Беда в том, что у меня не было идей. Если в прошлом мне все давалось легко, то теперь я был слишком расстроен, чтобы сосредоточиться. Раньше я никогда не вымучивал сюжет, но теперь отчаянно пытался вернуть вдохновение.