Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

— Смотрите! — показала военная сестра на деревья. — Какая красота!

— Пойдемте туда, — сказала я, и все двинулись в направлении рощи.

Мы шли под душистыми, прохладными соснами и вдруг очутились среди большой поляны, на которой стояло множество палаток. Все остановились в удивлении.

— Это транзитный лагерь для репатриантов, — пояснил врач. — Отсюда разные эшелоны подбирают их на родину.

Посреди поляны стоял длинный деревянный барак. На одной из его стен висел большой экран, а рядом на столбе — громкоговоритель. Как только мы подошли поближе, раздалась громкая, почти оглушительная музыка патриотических советских песен. Я, невольно взглянула на лицо военной сестры: оно скривилось в мучительной гримасе — нельзя было понять, улыбалась она или сожалела о грубом нарушении лесной тишины.

Когда смолкла музыка, из громкоговорителя посыпались целые тирады избитых советских лозунгов о непобедимой Красной армии, о мудром вожде и учителе Сталине и о достижениях во время войны с врагом. «Все это было уже раньше, все эти фразы мы слышали и прежде. Неужели там ничего не изменилось теперь?» — так думала я, слушая поток этого напыщенного пустословия, и странное подозрение, что там все то же, что и было до войны, заставило меня погрузиться в уныние и даже сожаление о том, что мы с Ниной едем на родину. Хотя бы скорее кончился этот кошмар!

Внутри барака, куда мы вошли, был Ленинский уголок. На столах лежал пропагандистский материал, — брошюры и газеты. Заглавия статей большими буквами так и пестрели перед глазами: «Домой на Родину!», «Родина знает о ваших мучениях на чужбине!» «Факты о достижениях Красной армии», «Руководство партии во время военных действий» и прочее, и прочее. В одной из статей ТАСС (Телеграфное Агентство Советского Союза) я прочла следующее: «Репатрианты получили 800 000 экземпляров политической и творческой литературы, больше 600 000 брошюр, 90 000 плакатов, 300 000 листовок…» Я пробежала глазами некоторые статейки — безличным, полным пафоса языком говорилось о достижениях рабочих в труде, о героях Великой Отечественной войны и об особых заслугах Коммунистической партии.

«Кто все это читает? — подумала я. — Кому все это нужно именно теперь, во время этой мучительной Одиссеи домой?»

Я огляделась вокруг: комната была пустой. Только огромные портреты Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина вытаращились на меня со всех сторон. Даже здесь, на чужбине, среди такой нужды и лишений, они как бы преследовали человека, стараясь загнать его в этот Ленинский уголок.

Итак, ничего не изменилось! Мне стало почти дурно. Нагнув голову, я поскорее вышла на свежий воздух.

После захода солнца наш состав двинулся дальше. В пути и днем и ночью были короткие остановки на маленьких станциях, где нас сразу же окружали высохшие, седые старушки в лохмотьях. Они приносили к станции теплые пирожки с картофелем или капустой и старались выменять у нас за них что-нибудь из одежды. Долгие годы войны лишили их самого необходимого. Почти все они были одеты в толстые, грубые юбки, в основном из немецких защитных палаток. Все на них было какое-то серое, вылинявшее, и, казалось, что и они ничем не отличались от этой опустошенной, выгоревшей степи. Только их добрые, простые улыбки своей теплотой и сердечностью смягчали эту жуткую картину, оставленную войной.

Часть пятая

Мы находим бабушку и дедушку

К третьему дню нашего путешествия по Украине почти половина репатриантов оставила транспорт. А на четвертый день в вагоне Красного Креста остались только мы с Ниной. Когда же после обеда поезд остановился в старой части Запорожья, мы тоже вышли на вокзал. Еще до войны в Запорожье жили наши бабушка Марфа и дедушка Илья Петрович. И вот теперь мы намеревались их разыскать.

За время поездки домой также уменьшился и наш багаж. Из четырех чемоданов осталось только два — некоторые вещи мы обменяли в пути на еду. Но и с этими оставшимися чемоданами мы не могли тащиться в город и решили сдать их в камеру хранения, а сами отправиться на поиски бабушки и дедушки.

У камеры хранения толпилось несколько человек.

— За ваши чемоданы не отвечаем, — объяснила служащая девушка.

— Зачем же тогда камера хранения? — спросила я.

Но девушка только взглянула на меня и пожала плечами. Несмотря на риск лишиться последних тряпок, мы все же сдали их на хранение, ибо таскать их с собой через весь город было нелегко.